Устав бороться с сугробами, которые к февралю выросли до метра
с лишком, он иногда останавливался на полдороге и обводил взглядом ок-
рестности. В такие минуты озеро напоминало коридор, уложенный ослепи-
тельно-белым кафелем, - стерильно чистый, гладкий, без начала и конца.
Озеро обступали посыпанные сахарной пудрой сосны. Над головой была
безжалостная в своей слепящей голубизне твердь либо вдруг надвигалась
безликая белая пелена, предвестница снегопада. Каркнет вдали ворона,
глухо хрустнет лед - и снова ни звука. Он весь подбирался во время
этих переходов. Тело становилось горячим и влажным под слоем белья, и
до чего приятно было вытирать трудовой пот, выступавший на лбу! Он
почти забыл это чувство, читая лекции о Ейтсе и Уильямсе и проверяя
контрольные работы.
Тишина и физическая нагрузка прочищали мозг, и он снова и снова об-
думывал свое положение. Пора действовать - давно пора, ну, да поезд
ушел. Они решили перезимовать в доме у деда, но это не значило, что
погоня кончилась. Достаточно вспомнить, как он всякий раз поеживался
под колючими взглядами стариков, сидевших у печки. Его и Чарли загнали
в угол, и надо как-то выбираться.
И еще это чувство протеста: творится произвол, беззаконие. Свобод-
ный мир, нечего сказать, если можно ворваться в семью, убить жену, по-
хитить ребенка, а теперь отлавливать их, как кроликов в загоне.
Опять он возвращался к мысли - дать знать об этой истории како-
му-нибудь влиятельному лицу или лицам, с тем чтобы пошли круги по во-
де. Он молчал, поскольку никак не мог освободиться, во всяком случае
до конца, от странного гипноза - того самого гипноза, жертвой которого
стала Вики. Он не хотел, чтобы из дочери сделали уродца для дешевого
балагана. Он не хотел, чтобы на ней ставили опыты - для ее ли блага,
для блага ли страны. И тем не менее он продолжал себя обманывать. Даже
после того какого жену с кляпом во рту запихнули под гладильную доску,
он продолжал себя обманывать, убеждать в том, что рано или поздно их
оставят в покое. Сыграем понарошку, так это называлось в детстве. А
потом я тебе верну денежку.
Только сейчас они не дети и игра ведется не понарошку, так что по-
том ни ему, ни Чарли никто и ничего не вернет. Игра идет всерьез.
В тишине ему постепенно открывались горькие истины. В известном
смысле Чарли действительно была уродцем, вроде талидомидных детей шес-
тидесятых годов или девочек, чьи матери принимали диэтилстилбестрол по
рекомендации врачей, которым было невдомек, что через четырнад-
цать-шестнадцать лет у этих девочек разовьются вагинальные опухоли.
Чарли тоже неповинная жертва, но факт остается фактом. Только ее ина-
ковость, ее... уродство - скрытое. То, что она учинила на ферме Мэн-
дерсов, ужаснуло Энди, ужаснуло и потрясло, с тех пор его преследовала
мысль: как далеко простираются ее возможности, есть ли у них потолок?
За этот год, пока они по-заячьи заметали следы, Энди проштудировал
достаточно книг по парапсихологии, чтобы уяснить - и пирокинез и теле-
кинез связывают с работой каких-то малоизученных желез внутренней сек-
реции. Он также узнал, что оба дара взаимообусловлены и что чаще всего
ими бывали отмечены девочки немногим старше Чарли.
Из-за нее, семилетней, погибла ферма Мэндерсов. Сейчас ей восемь
лет. А что будет, когда ей исполнится двенадцать и она вступит в пору
отрочества? Может быть, ничего. А может быть... Она обещала никогда
больше не пускать в ход свое оружие - ну а если ее вынудят? Или оно
сработает непроизвольно? Что, если она во сне начнет все поджигать в
результате возрастных изменений организма? Что, если Контора отзовет
своих ищеек... а Чарли выкрадут другие, иностранные? Вопросы, вопросы.
Энди искал на них ответы во время своих лыжных переходов и поневоле
пришел к выводу, что Чарли, видимо, не избежать того или иного заточе-
ния - хотя бы для ее собственной безопасности. Видимо, придется с этим
примириться, как примиряется человек, страдающий дистрофией мышц, с
электростимулятором или талидомидные дети - с диковинными протезами
внутренних органов.
И был еще один вопрос - его собственное будущее. Немеющее лицо,
кровоизлияние в глаз... все это не сбросить со счетов. Кому охота ду-
мать, что его смертный приговор уже подписан и число проставлено, и
Энди в общем-то тоже так не думал, но он понимал: два-три по-настояще-
му сильных посыла могут его доконать, да и без них отпущенный ему
срок, вероятно, успел существенно сократиться. Надо позаботиться о бе-
зопасности Чарли.
Не передоверяя это Конторе.
Только не камера-одиночка. Этого он не допустит.
Он долго ломал себе голову и, наконец, принял выстраданное решение.
Энди написал шесть писем. Они мало чем отличались друг от друга.
Два письма были адресованы сенаторам от штата Огайо. Третье - женщине,
члену палаты представителей от округа, куда входил Гаррисон. Еще одно
предназначалось для "Нью-Йорк таймс". А также для чикагской "Трибюн".
И для толедской "Блэйд". Во всех шести письмах рассказывалось об их
злоключениях, начиная с эксперимента в Джейсон Гирни Холле и кончая их
вынужденным затворничеством на берегу Ташморского озера.
Поставив последнюю точку, он дал Чарли прочесть одно из писем. Поч-
ти час - медленно, слово за словом - она вникала в смысл. Впервые ей
открывались все перепитии этой истории.
- Ты их пошлешь почтой? - спросила она, дочитав.
- Да, - сказал он. - Завтра. Последний раз рискну перейти озеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122