Впечатляющее зрелище.
— Потрясно он мочалит, правда?!
— Потрясно мочалит?
— Ага, — подтвердила Роза.
Блэар попытался вообразить, как может Роза наблюдать за подобной дракой, слушать удары деревянных подошв по обнаженной плоти, спокойно смотреть на лужи крови, болеть за Билла. Интересно, как они потом вместе отмечают его победы? И какой любопытный подбор слов: «потрясно мочалит». «А еще говорят, будто дикари живут только в Африке», — подумал он.
— Билл Джейксон никогда не угрожал Мэйпоулу?
— Нет. Преподобный хотел только спасти мою душу, в остальном я его не интересовала.
— Это вы мне уже много раз говорили. — Блэар повернул фотографию на столе так, чтобы Розе было ее лучше видно. — Но здесь, на снимке, изображена не душа.
Роза изучающе посмотрела на фотографию.
— Я тогда здорово отмылась, а когда пришла в студию, они намазали мне лицо какой-то дрянью. Вот я и выгляжу как отъевшаяся на картошке ирландская крестьянка.
— С этой лопатой в руках вы выглядите довольно свирепой. Даже опасной.
— Послушайте, я никогда не трогала ни единого волоска на голове преподобного Мэйпоула. И понятия не имею, зачем ему могла понадобиться моя фотография.
— А мне снимок нравится. Даже лопата нравится. Она тут смотрится куда интереснее, чем зонтик.
— Ради того, чтобы познакомиться с девушкой, которая вертит в руках лопату, настоящий джентльмен и улицы не пересечет.
— Я вот пересек джунгли и познакомился с женщинами, которые украшают губы золотыми пластинками.
— Целовали хоть одну?
— Нет.
— Вот видите!
Прогоревшие угли просели, выстрелив в дымоход столбом искр. Роза сидела, молча уставившись на угасающий огонь. «Слишком она хрупка, чтобы катать тяжелые стальные вагонетки», — подумал Блэар. Когда Роза была спокойна, лицо ее казалось утонченным, но, стоило ей только немного возбудиться, оно сразу же принимало какое-то дикое выражение. Интересно, что может ждать от жизни подобное создание? Джин, дети, побои мужа — такого, как Билл? Сейчас она переживала лучшее в своей жизни время — период расцвета, который промелькнет в одно мгновение, — и явно намеревалась взять от него максимум возможного.
— Мне надо идти, Билл и Фло ждут, — проговорила она. — По-моему, Биллу вы очень не нравитесь.
— Против Мэйпоула он ничего не имел.
— Билл любит, чтобы все делалось так, как он хочет. Мэйпоул позволял ему командовать.
— Ну они же играли в одной команде.
— Можно подумать, сам Господь установил правила регби, лишь бы послушать молитвы Мэйпоула.
— О чем он говорил в своих проповедях перед девушками?
— Про целомудрие, про высшую любовь. Про то, что каждая мать должна быть такой, как дева Мария. Что любая девушка, запятнавшая свою честь, на самом деле Мария Магдалина. Мне кажется, у него никогда в жизни не было настоящей женщины.
— Я, конечно, не джентльмен…
— Ну, это сразу видно.
— …Но у меня ощущение, что такому человеку, каким был Мэйпоул, наиболее привлекательной должна была казаться женщина, нуждавшаяся в спасении.
— Возможно.
— Он никогда не называл вас «Розой Шарона»?
— Кто вам это сказал? — Вопрос был задан так нарочито небрежно, как бы между прочим, что сразу же обращал на себя внимание, подобно полуобкусанному ногтю или досадному промаху.
— Называл он вас так?
— Нет.
— Вы сказали, что у него никогда не было настоящей женщины. Мисс Хэнни, его невесту, вы таковой не считаете?
— Нет.
— Вы с ней знакомы?
— Мне легче на Луну слетать, чем познакомиться с кем-нибудь из семейства Хэнни. Но Луну я все же видела, и свое мнение о ней у меня есть. А вы знаете его невесту?
— Да.
— И что вы о ней думаете?
— Обаяния ей явно не хватает.
— Ей всего не хватает, но у нее есть деньги, наряды, выезды. Будете еще с ней встречаться?
— Завтра.
— Вы это произнесли так, словно терпеть ее не можете.
— В сравнении с вами она холодная сосулька, кислое вино и шип розы. Одновременно.
Роза промолчала, только внимательно посмотрела на него через разделявший их стол. Блэару очень хотелось бы разглядеть как следует ее лицо. Правда, он видел ее всю — обнаженной, моющейся, но запомнил лишь тело в сверкающих струях воды. И сейчас искренне надеялся, что воспоминание о той сцене не отражается у него во взгляде.
— Вам надо уходить, — проговорила Роза. — И не такой уж вы больной, как говорите, — добавила она.
Потом, уже вернувшись в гостиницу, Блэар с изумлением задался вопросом, не сошел ли он с ума. До сих пор ему удавалось скрывать причину, понуждающую его к возвращению в Африку, от всех тех, кто в общем-то имел право ее знать: от епископа Хэнни, от Королевского общества, даже от безобидного Леверетта. И вдруг он выложил все как на духу девице, которая, конечно же, не устоит перед тем, чтобы разнести теперь эту сенсационнейшую историю по всем пивным Уигана, откуда она быстро достигнет «Хэнни-холла», — и тогда конец всем его планам и ему самому. Это же надо самому такое выложить — признаться в покупке рабыни и в кровосмешении с женщиной другой расы! На одной чаше весов — трагедия молодой чернокожей матери, двусмысленность положения ребенка-полукровки и его белого отца, на другой — варварские нравы и обычаи джунглей Африки, алчность торговцев-арабов. Будь его дочь белой, ради ее спасения Англия могла бы пойти на все, вплоть до войны. И о чем только он думал, рассказывая о себе всю правду? Захотелось поразить такую кокетку, как Роза Мулине?
А она — сколько она наврала ему в ответ! Единственной драгоценностью Джона Мэйпоула была ее фотография, а Роза заявляет, будто бы викарий хотел всего-навсего спасти ее душу.
Взять ее дом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147