Здесь, перед входом в нее ему предстояло сделать первый выбор: передвигаться ли со страхом и опасениями или же идти вперед так, словно он хозяин всей Земли.
Блэар так долго и тщательно изучал план шахты Хэнни, что тот неизгладимо запечатлелся в его сознании. Когда передвигаешься по шахте, карта — это главное. Конечно, есть еще такой простой способ, как идти по ветру, чтобы он постоянно дул в спину. Блэар шел, пригнув голову и подобрав такие темп и длину шага, чтобы ступать по шпалам рельсового пути через одну. Теперь, когда не стучали колеса и не ржали пони, стало лучше слышно, как трещит деревянная крепь. Стойки и поперечные перекладины просаживались, между ними струйками сочились угольная пыль и песок. Он приподнял лампу повыше, и пламя в ней удлинилось — значит, в воздухе присутствовало какое-то количество метана.
Оттого, что он шел походкой шахтера, полупригнувшись, у Блэара возникло ощущение, будто его не до конца сросшиеся, стянутые бинтами ребра трутся друг о друга. Все же он продвигался вперед достаточно быстро, потому что не нужно было постоянно прятаться в боковые ниши от встречных пони и вагонеток. Он миновал ниши безопасности, боковые штреки, множество парусов — рам с натянутым на них брезентом, направлявших потоки воздуха. Миновал то место, где Бэтти обнаружил в день катастрофы двух первых погибших. Прошел небольшое расширение для разворота вагонеток — в момент катастрофы как раз на стыке этого расширения и штольни свалился пони, заперев собой, как в ловушке, десять человек. Блэар вошел в следующую, более низкую и узкую штольню и прошел по ней вперед еще около пятисот ярдов. Наконец он добрался до забоя, в одном конце которого кровлю еще поддерживали черные угольные колонны, а в другом даже и такие опоры были уже выбраны.
Лопаты и кайла с короткими ручками лежали там, где их оставили накануне. Блэар взял одно кайло и автоматически провел лампой под самой кровлей — в двух-трех местах, где из трещин в кровле сочился газ, пламя резко полыхнуло. Однако количество газа и отдаленно не напоминало то, которое должно было скопиться здесь в день взрыва. Погода тогда стояла влажная и для зимнего времени необычайно теплая. Барометр падал, и газ начал просачиваться из опор, кровли и проделанных под взрывчатку шурфов. По всей длине штольни пламя в шахтерских лампах стало отделяться от фитилей — верная примета, из-за которой столь требовательный смотритель работ, как Бэтти, и оказался вынужденным запретить на весь день проведение подрывных работ.
Иногда, если в каком-то из забоев скапливалось слишком много газа, людей оттуда выводили; но чтобы из-за этого эвакуировать всю шахту — такого не происходило никогда. Шахтеры по-прежнему махали кайлами, толкали вагонетки, мальчики погоняли пони, при этом отлично сознавая, что в насыщенной газом атмосфере любая искра способна превратить метан в бомбу, и в той смеси, что образуется после взрыва, все они погибнут от удушья. Но шахтеры никогда не прекращали работу из-за газа. В конце концов, человек, спустившийся на целую милю под землю, уже подумал о собственной безопасности и принял для себя решение на этот счет. Кроме того, в абсолютном большинстве случаев день заканчивался благополучно, и все они возвращались после работы домой.
После того как Блэар побывал здесь в первый раз, прошло две недели. За это время забой успел уже заметно продвинуться назад, следуя любопытной ланкаширской системе обратных выработок, когда шахтеры оставляют за собой в вырубаемом угле галерею опор, под тяжестью давящей на них породы постепенно обрушивающихся. «Постепенно» в том смысле, что не сразу. Кровля в выработанных забоях могла обрушиться спустя неделю, через год, могла и годами стоять как ни в чем не бывало. Но когда выработки в конце концов все же обрушивались, это происходило мгновенно, с невероятным грохотом и поднимало волны угольной пыли, доходившие даже до основания шахтного ствола.
Кровля в том месте, где они проползали вместе с Бэтти в предыдущее их посещение, вроде бы пока держалась, по крайней мере на протяжении нескольких первых ярдов; дальше Блэару из-за висевшей вокруг пыли ничего не было видно. Он сверился с компасом. С кайлом в одной руке, лампой и компасом в другой, он пополз вперед, в неизвестность.
Он помнил запись в дневнике Мэйпоула: из «Книги пророка Исайи»: «И отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства». Интересно, понял ли викарий, добравшись до забоя, сколь неохотно и скупо отдает Всевышний богатства земли?
По мере того как кровля становилась все ниже, Блэар как бы проделывал обратную эволюцию человека: от прямохождения к походке полусогнувшись, а затем и вовсе к передвижению на четвереньках. Ползти с рюкзаком было вдвое труднее, чем без него, пока Блэар не догадался снять его со спины и привязать пиджаком к ноге — получилось нечто вроде поезда с одним вагоном. Но и так он мог продвигаться вперед, только сперва проталкивая перед собой лампу, а затем подползая за ней по камням, мусору, кускам отбитого угля и отвалившейся породы. Кое-где кровля уже частично обрушилась, и упавшие большие ее куски лежали как могильные плиты. В одном месте ему показалось, что пол как будто провалился куда-то, и Блэар по самой кромке непонятно чего выполз на твердое место и протер компас, чтобы сориентироваться заново. Руки его стали черными от пыли, рукава забились ею; Блэар дышал пылью, кашлял, задыхаясь, и часто моргал, чтобы не дать засориться глазам. Было тепло: под тяжестью лежавшей на нем породы уголь нагревался.
К этому моменту Блэар уже преисполнился уверенности, что залез куда-то не туда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147