«Лебедь» наклонился, зарыл нос в воду, и шум кильватера внезапно стал громче. Земля, остывая за ночь, отдавала тепло морю, и ветер крепчал. Яхта накренилась еще больше, погрузив леер с подветренной стороны в темную воду.
Ажарату отключила автоматическое рулевое устройство и встала за штурвал, пока Харден заменял генуэзский парус небольшим стакселем. Он ошибался, думая, что разговор остудит возникшее у них влечение. Когда он убирал генуэзский парус, у него во рту пересохло при мысли об Ажарату.
Бриз, дующий с суши, принес облако, закрывшее звезды. Харден почувствовал руку Ажарату на своей щеке.
— Я все равно вижу тебя, — прошептала она, осторожно лаская его. — Ты весь пылаешь.
Харден вздрогнул. Ее пальцы дотронулись до его губ. Он прикоснулся пересохшим языком к ее руке, чувствуя себя в темноте слепым и неуклюжим, потерявшим способность соображать. Плечо Ажарату прижалось к его груди.
Их губы встретились. Она поцеловала его и прижала свое лицо к его шее. Харден потянулся к ней, лаская ее шелковистую кожу, чувствуя растущее возбуждение и, как ни странно, облегчение. Он мягко гладил ее тело, нашел губами ее лицо, и они слились в долгом и глубоком поцелуе.
Они лежали на сиденье в кокпите, прижавшись друг к другу губами, переплетя ноги. Харден подумал, что ее губы имеют вкус корицы. Он расстегнул лифчик ее купальника, и грудь Ажарату крепко прижалась к его пальцам. Ее бархатистый язык заполнил его рот.
Руки Ажарату были уже не так нерешительны и целенаправленно гладили его тело, скользя вниз по его животу. Харден чувствовал, как в нем растет напряжение, и наконец остановил ее.
— Что такое? — выдохнула она.
Он молча уставился взглядом в черноту ночи. Его разум заполнили мысли о Кэролайн, тело было опустошено.
— Питер...
— Прости, — пробормотал он.
Наступила тишина, нарушаемая только шумом, с которым яхта рассекала воду. Когда Ажарату заговорила, ее дыхание было нормальным, а голос — спокойным.
— Прости меня, Питер.
Она прикоснулась к его лицу. Харден отпрянул, но Ажарату успела почувствовать слезы у него на глазах.
— Мне так жалко... Бедный ты мой.
— Извини, что разочаровал тебя, — сказал он с горечью.
— Это я виновата.
Несколько минут он молча смотрел в темноту.
— Почему? — наконец спросил он.
— Ты не разочаровал меня. Я хотела чересчур многого. Я хотела взять, но не могла ничего дать.
Харден ждал продолжения, но она больше ничего не сказала.
— Почему? — повторил он свой вопрос. — Что ты имеешь в виду?
— Все в порядке, Питер, — произнесла Ажарату. Ее голос прозвучал неестественно весело. — Неважно.
Харден смутился, но, чувствуя, что она смущена еще сильнее, сказал:
— Будь так добра, объясни мне, о чем ты говоришь.
— Какая-нибудь другая женщина могла бы помочь тебе лучше, чем я.
Через мгновение, вникнув в ее слова, Харден воскликнул:
— О Боже всемогущий! Ты думаешь, что я не могу, потому что ты... О Боже всемогущий!
— Я думала, что могу быть для тебя привлекательной, — пробормотала она еле слышно.
Харден громко вздохнул и поднял голову к черному небу. Сквозь разрывы в тучах светили бледные звезды. Он видел ее силуэт, когда Ажарату надевала верхнюю часть купальника. У него появилось чувство, что ему дали отсрочку. Все кончилось, и они с Кэролайн по-прежнему были вместе.
— Ты не хочешь выпить чая? — спросила Ажарату. Она протиснулась мимо него к трапу и остановилась у люка, ожидая ответа.
Харден едва мог видеть очертания ее фигуры в темноте, но все равно разглядел, как неуклюже она держится, и понял, что она забыла о своей грациозности. Ее уязвила его неудача.
Он поднялся на ноги. Ажарату ждала. Он подошел к ней и нерешительно потянулся, чтобы обнять ее как ребенка и утешить. Пока он похлопывал и гладил ее по спине, пытаясь объяснить, что в его неспособности заниматься любовью нет ее вины, она стояла неподвижно, ничего не отвечая. После того как он замолчал, она положила голову ему на плечо.
— Кажется, я верю тебе, — произнесла Ажарату, прикасаясь к его рукам и поглаживая их пальцами. — Но мне все равно очень жалко, что я ничем не могу тебе помочь.
Харден прижал ее к себе крепче.
— Спасибо, — прошептал он. — Мне тоже очень жаль.
Они крепко обнялись, и постепенно он забыл обо всем, кроме нежного прикосновения ее ладоней к своим ладоням и своих рук — к ее спине. Ее кожа была мягкой и гладкой, как бархат.
Харден почувствовал в себе крохотное зернышко желания.
Оно появилось там, где раньше ничего не было, как будто далекий огонек внезапно вспыхнул на горизонте. Желание быстро расширялось и росло. Он потерся об ее кожу, и его тело пронзило удовольствие.
— Ажарату...
Он изо всех сил прижал ее тело к себе, ее рот — к своему рту, движимый могущественным желанием, слишком сильным, чтобы думать о чем-либо другом, кроме вкуса ее рта и ощущения ее гладкого и сильного тела. Он громко засмеялся, когда наконец отпустил ее.
— Все, что я говорил раньше, не считается.
Она беззвучно засмеялась вместе с ним и крепче прижалась к нему.
— Может быть, я — единственная женщина, — пробормотала она.
Харден наклонил голову и поцеловал ее в грудь, медленно и с любовью. Затем он ласкал ее бедра, пока она не застонала от удовольствия, и, все еще лаская и целуя, повел ее вниз по трапу в каюту.
* * *
Его разбудило чувство паники.
Шум кораблей. Судоходная линия.
Он лежал на своей койке. Ажарату пошевелилась рядом с ним, разметавшись во сне. Харден соскользнул с койки на диван, оттуда на пол, наощупь отыскал выход из каюты и рывком взлетел по трапу.
Туча по-прежнему закрывала звезды. Ночь была черна, как угольный мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127