Больной. Все время он держал ее голой. Только накинул одеяло, объяснив: чтобы ты, шлюха, не простудилась и не умерла. Кормил когда придется. Воды давал ровно столько, чтобы сохранить жизнь. Насиловал по-звериному жестоко и извращенно.
Но не насилие и жестокость довели ее до такого панического состояния, а бессвязная болтовня о трупах, которые он похоронил. Сотни трупов. И она понимала, что отнюдь не все из его рассказов являлись бредом. Он упоминал слишком много специфических подробностей. И показывал ей газетные вырезки с репортажами о недавних таинственных исчезновениях на Юго-Западе. Ими вперемешку с любимыми страницами из порножурналов были оклеены стены подвала.
То, что он рассказывал, страшно ее напугало. Он постоянно обещал, что оставит ее в живых, если она будет выполнять все его требования, но инстинкт подсказывал другое. Надо было бежать, и чем скорее, тем лучше.
Она совсем вымоталась и ослабла. Спустя две недели на нее напала сонливость, но спать не могла, а только дремала. Все время. Это стало ее привычкой — так она спасалась от ужасов своего заточения. Очнувшись, вновь обнаруживала себя в том же помещении и от слабости лежала не шевелясь. Даже сейчас ей хотелось снова впасть в дрему.
Между узником и тюремщиком часто возникает странная связь. Она стала с нетерпением ожидать его визитов, до конца не понимая почему и надеясь, что, если доставит ему удовольствие, он позволит ей крепко закрыть глаза и погрузиться в сладостное забытье. Она сознавала всю опасность такого состояния и догадывалась, что это признак прекращения сопротивления.
Женщина изо всех сил старалась выглядеть подобострастной. Пока он отмыкал цепь, ее голос звучал нежно и соблазнительно. Наступил решительный момент. Было необходимо призвать себе на помощь все мужество и находчивость. Конечно, он большой и сильный, а она слабая, и в физическом смысле ему не соперник. Но она была по-своему твердой. К тому же знала мужчин. И угадала, что ее шанс — ненадежность убежища, а это, если правильно использовать ситуацию, могло принести ей свободу.
Она понимала: убедив его в своем стремлении полностью удовлетворить его сексуальные желания, в своей потребности отдаваться ему снова и снова, мучителя можно уговорить снять с нее ремень или по крайней мере тяжелую цепь. Тогда уж не зевай. Через неделю с начала заточения он перестал запирать дверь в подвал на время своих посещений. Услышав, как открывается замок и скрипят ступеньки на лестнице, она в душе молилась, чтобы и на сей раз дверь осталась открытой.
Теперь он овладел ею сзади. Она делала все возможное, чтобы заставить его кончить, и совместными усилиями они достигли финала, она ощутила горячую струю. А потом он пробормотал:
— Неплохо.
Не поворачиваясь, она простонала в ответ, потянулась и откинула голову так, что ее волосы пышной гривой легли на плечи. Но он не мог видеть, как тверд стал ее взгляд, а сама она сжалась, как пружина.
И в эти три или четыре секунды, пока он, отвернувшись, включал погромче радио, голые ноги бесшумно вознесли ее вверх по лестнице. Напуганная, но счастливая пронеслась она сквозь небольшие комнаты, безошибочно выскочила из кухни во двор через заднюю дверь, спустилась вниз по деревянной лестнице и пересекла крошечную лужайку, размером с почтовую марку. Она неслась по переулку, провожаемая лаем окрестных псов, босиком по шлаку, гравию, разбитому стеклу, отбросам, палкам и камням, ржавым гвоздям, неслась, как, вспугнутая лань, подгоняемая ужасом. Обнаженная, она мчалась сквозь ночь Далласа по дорогам, падала, задыхаясь и глотая воздух, огибала странные предметы и силуэты, прыгала, спотыкалась, преодолевала все виды препятствий, неожиданно возникала перед машинами в ослепительном свете фар под оглушительную какофонию сирен и скрип тормозов. И тогда ошарашенные водители изо всех сил жали на педали, чтобы не наехать на сумасшедшую, появившуюся в их поле зрения, с блестящей кожей и развевающейся копной волос, тут же исчезающую, ускользающую в темных улицах. Зная, что за ней гонится безумец, она в любой момент ожидала удар ножа или ожог выстрела. Страх гнал ее все дальше и дальше в бесконечном мире света и тьмы. И чувство опасности отступало, сознание растворялось в потоке ночи, которая в конце концов приняла ее в свои объятия.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК В БАКХЕДЕ
Джек Эйхорд выглядел хреново. Он слишком много пил. Мало спал. Был раздражен, ни с того, ни с сего вздрагивал, словом, чувствовал себя прескверно. Рядом с ним в грязной тесной комнате детективов полицейского участка «Оленья голова» сидел сержант Джеймс Ли. Окутывая Джека ядовитыми клубами сигаретного дыма, он на чем свет стоит ругался.
— Как ты смеешь на все плевать?
— Это не так, — лениво отбивался Эйхорд.
— Не так? Не трепись. Я тебя слишком хорошо знаю, приятель. Ты бродишь как привидение. Витаешь в облаках.
Эйхорд только покачал головой в ответ на тираду копа, с которым проработал много лет.
— Бывает, конечно, попадет шлея под хвост. Но когда трехнутому Джеку Эйхорду, несгибаемому борцу с преступниками, мистеру Никогда-не-сдамся становится невтерпеж на работе, то, поверь мне, друг это всегда заметит.
— Ради всего святого, прекрати нести вздор, — улыбнулся Джек, чувствуя себя при этом совсем кисло.
— Тебя доконало дело Кассарелли. Ты провел его вдохновенно. Не было массового смертоубийства с тремя сотнями трупов в запертой комнате. Просто явился Джек и указал пальцем на того, кто подложил цианистый калий в чертову аптечку... Я прав? Но ты все еще на службе, дружище. И с каких пор тебе стало на нее сто раз наплевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71