– Может быть, и так, но я сомневаюсь, что все это дело его рук.По тону Шевченко можно было понять, что он чего-то не договаривает. Он взял сигарету и принялся в раздумье постукивать ею по столу, уминая табак в гильзе.– Почему же не может? Давайте дальше, черт возьми. Не надо играть со мной.– Ну ладно. Тогда почему ваш очерк стал для него опасным? – спросил он самого себя. – Я имею в виду то, с чем Баркин связывал его? С тем, что у Воронцова было несколько встреч в его клубе? Этого маловато, к тому же у Баркина под рукой целая банда головорезов. – Остановившись, он прикурил сигарету от газовой зажигалки Воронцова, с наслаждением выпустил через ноздри табачный дым, как-то самодовольно ухмыльнулся и сказал: – И у него не было необходимости выписывать наемного убийцу из Израиля.– Стало быть, тот малый в узком пальто – израильтянин?Шевченко многозначительно кивнул.– Он остановился в гостинице «Националь» под фамилией Голдман, но нам стало известно, что при регистрации в гостинице он предъявил поддельный паспорт – в паспортном контроле в аэропорту человек с такой фамилией не числится.– Тогда вероятно, что фальшивый и тот паспорт, который он предъявил при въезде к нам, значит, он мог приехать из любой страны.– Вполне разумный вывод. Я думал об этом, пока не получил заключение от судебно-медицинского эксперта – ее у нас Ольгой зовут Она заметила, что покойник совсем недавно подвергся обрезанию. Мои информаторы из московской еврейской общины сообщили, что этот ритуал у взрослого не совершался здесь целую вечность, но…– Не совершался с того дня, когда ваши кремлевские вожди запретили религиозные конфессии.– …но обрезание стало в некотором роде желательным для лиц мужского пола, эмигрирующих в Израиль. Эта варварская церемония служит своеобразным пропуском, если вам так угодно. – Лицо его исказилось от притворной сочувственной боли. – Ничуть не удивительно, что вы предпочли остаться здесь, а не присоединяться к эмигрантам.– Да ладно вам. Тут без меня вы бы просто пропали. Шевченко улыбнулся, радуясь, что уколол меня.– Давайте вернемся к этому незадачливому стрелку, – предложил я. – Вполне возможно, что он уже давно работал на Баркина и его привезли сюда специально чтобы было все шито-крыто. Разве не так?– Возможно все, что угодно. Как только установят его личность, так мы сразу узнаем, не из тех ли он списанных спортсменов, которых вы так обожаете?– Из спортсменов он или нет, это не столь важно. Но его, должно быть, нанимали те же самые люди, на которых работал и Рафик.Шевченко лишь вздохнул, иронически хмыкнув:– Блестяще. Таким образом, мы сузили круг подозреваемых до тех немногих, которым стал известен ваш очерк, переданный ТАСС.– Это верно, – заметил я, начиная раздражаться. – Таким образом, нужно исключить из этого круга всех замешанных в махинациях с обувной фабрикой. О ней в моем очерке нет ни слова, как ничего нет и в документах Воронцова – вы сами это говорили.– Вот видите. Потому-то я и говорил, что нет ничего нового.Шевченко натянуто улыбнулся, поежился от холода и пошел включать термообогреватель. Он вертел на нем ручки и так и сяк, пыхтел, стараясь выжать побольше тепла. Из-под клапана на радиаторе выбилось слабенькое, усталое шипение, потом там что-то неясно забулькало и заклокотало.– Так на чем мы остановились? – спросил он.– На том, как сузить круг подозреваемых. Агент Скотто упоминала фамилию Рабиноу?– Собственно говоря, называла, но никак не связывала с Воронцовым. Сказала только, что он околачивается в «Парадизе», когда бывает в Москве. А вам что-нибудь известно о нем? Раньше я никогда не слышал этой фамилии.– Я тоже, но следователь-то вы. А в документах Воронцова он упоминается?Он лишь мотнул головой – дескать, нет, и пояснил:– Я просматривал их несколько раз и не припомню, чтобы где-либо мелькнула фамилия Рабиноу или Рабинович.– А вы сказали об этом Скотто?– Сказал, но она все равно попросила показать бумаги.– Скотто и меня о них спрашивала.– Я сказал, что документы отправлены назад, в Министерство внутренних дел.– Неужели? Когда же? Вчера вечером их там еще не было.– Вот расписка об их передаче. – Он полистал бумажки в папке и вынул зеленый бланк с многочисленными графами и подписями. – Еще раз говорю, что вы беседовали не с теми людьми. Источники ваши ненадежны.– Он только один, но голову дает на отсечение, что документы уничтожены. Я тоже так думаю.– А если они все же там?– Если они все же там? – задумчиво повторил я. – Можно подумать, что тогда у вас было бы поменьше забот.– Тогда бы они были не в моих руках.– Да будет вам. Происходит нечто более важное, чем просто грабеж, хоть и с убийством, и вы это прекрасно знаете. А что получается? О чем говорят результаты баллистической экспертизы пулевых отверстий? О том, что налицо попытки представить все как обычный грабеж. А вы на это даже внимания не обращаете.– Ну уж извините, товарищ Катков. Этим занимается не отдел по борьбе с преступлениями, а подразделение по расследованию убийств. Прежде чем меня подключили бы к расследованию, вас бы уже двадцать раз убили. – Он сдавленно хмыкнул, радуясь собственной шутке. – Но поскольку очерк пошел гулять по свету, поводов убивать, чтобы заткнуть вам рот, не так уж и много, правда?– Однако сами вы не очень-то верите тому, что в нем написано.Шевченко только сверкнул глазами.– Все ли я спросил? Да, а как ваше продвижение по службе? Что там произошло… – Я не стал договаривать, видя, что его не интересует эта тема. – Наверно, Годунов все же получил повышение, а?Шевченко как-то безвольно кивнул.– Извините меня, – пробормотал я в смущении, но тут вспомнил, как в машину к нему подсаживалась Вера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129