Стилизованная, яркая игрушка служила своеобразным пропуском в клуб.– Говоря о твоем очерке, я имею в виду вот что. – Он ткнул пальцем в изящную виньетку с афоризмом, висящую напротив, на стенке. – В очерке я прочел о том, что на Западе бывшие спортсмены нередко становятся удачливыми бизнесменами, поскольку у них в крови заложено стремление к борьбе, к соперничеству, а формула «Пусть победит сильнейший» наполнена реальным содержанием. Эта формула и стала для меня ключом к успеху, светом в конце туннеля. Не в пример среднему русскому, которого с детства приучают и коллективизму и удерживают от реализации своей индивидуальности, я вдруг понял: спортсмены имеют все задатки, чтобы преуспевать в разных ипостасях на свободном рынке. Стало быть, именно твой очерк изменил к лучшему всю мою жизнь.– Ничто не польстило бы мне больше твоих слов, – ответил я, искренне удивляясь, как несколько газетных фраз, каких-то две тысячи слов (я даже не помнил каких), могли столь сильно повлиять на человека, став для него побудительным мотивом. Главное, что меня тогда заботило – побольнее уколоть аппаратчиков из Госкомспорта. И десяток лет назад ни я, ни Баркин, ни пустоголовые бюрократы и вообразить не могли, что в очерке заложен какой-то иной смысл.– Да послушай же, ты, дурило, – с восторгом напирал Аркадий. – Твоя статейка и впрямь здорово встряхнула меня. Я перестал хныкать и воображать, будто заслуживаю больших почестей и наград. Она заставила меня поверить в собственные силы. И, как говорится… – Он театрально замер на полуслове, заигрывая со своими притворно ласковыми подружками. – Ну, все остальное принадлежит истории.Вот уж и впрямь история.Его признательность распростерлась настолько далеко, что он не только отдал мне бумажник и извинился за хамство своих мордоворотов, но и отпустил прекрасных дам, чтобы я мог побыть с ним подольше. Всю ночь я отбивался от шампанского, которое поставил ему за избавление от рэкетиров один благодарный предприниматель, или, как говорил Аркадий, «компаньон». Лишь под утро, часам к четырем, он наконец-то выдохся и его мысли приняли другой оборот.– Я всегда кончаю загулы, отведав вкусненького фрукта, – загадочно сказал он, перед тем как уходить.– Какого фрукта?– Тропического, – кивнул он в сторону сцены и похотливо ухмыльнулся. – С гладкой коричневатой кожей, плотным сочным телом и живым как ртуть. На какую из них у тебя, Николай, слюнки текут?– Как это на какую?Он коротко рассмеялся и, приложив руки к груди, сказал:– Помнишь сборщиц кокосовых орехов?– Еще бы, я перевидал их немало на своем веку.– Но здесь всего одна. – Он назидательно поднял палец вверх. – Как тебе вон та маленькая горячая Чилига, она слева?– А что? Она ничего.– Ну просто ненасытная. Она твоя!– Спасибо, Аркаша, – ответил я, враз вообразив себе всякие пикантные сцены. – Но у меня целая связка таких же кокосов. Я один с ними вряд ли управлюсь.– Чего же тогда ты хочешь? Как тебя отблагодарить? Дать денег? Работу? Скажи только.– Дай мне источник.– Источник? – Он скептически рассмеялся. – Кто же еще сменяет самую лучшую блядь в Москве на информацию!– Как кто? Журналист-диссидент.Он опять рассмеялся, но, когда я рассказал о своем желании написать репортаж, веселость с него сразу слетела, а в глазах мелькнула озабоченность.– Все еще не бросил рискованные затеи, так ведь?Я согласно кивнул.– Тебе нужен внутренний источник? То есть чтоб был сам делец?– Да, желательно.– Заметано, – самоуверенно произнес Аркадий, хватаясь за телефонную трубку. – Я хоть этим и не занимаюсь, но знаю кое-кого, кто введет тебя в курс дела.Ночь можно было считать успешной. Я не только остался в живых, но и немного приблизился к разгадке смерти Воронцова: убили ли его, чтобы замять неминуемо громкий скандал, или же он стал жертвой грабежа. В любом случае тот, кто утащил его награды, – хладнокровный убийца. 9 Ранняя утренняя Москва всегда напоминает мне город-привидение – мрачный, молчаливый, безлюдный, будто пораженный одной из тех бомб, на создание которых кремлевские милитаристы долгие годы тратили гигантские ресурсы, привычно оправдываясь, что они, дескать, нужны для обороны страны (поэтому якобы и продовольствия не хватает). Из затемненных окон «мерседеса» Баркина, в котором мы гнали по Комсомольскому проспекту, Москва казалась еще мрачнее. За нами следовали «Лада» с фруктовыми тортами для Баркина и «вольво», где сидели его мордовороты. Наш скоростной караван напоминал правительственный выезд, когда останавливается весь уличный транспорт, чтобы помпезный «членовоз» мог проехать через всю столицу, нигде не задерживаясь и не притормаживая.Но мы шали вовсе не на Красную площадь.Баркин уговорил меня поехать на Ленинские горы, где нас ожидал его знакомый с черного рынка наград. В ночном клубе он с треском открыл свой дипломат-апаше и вынул компьютерную распечатку списка компаний.– Смотри сюда, – с гордостью произнес бывший спортсмен. – Мой маленький взаимный фонд. Знаешь, тебе стоило бы написать еще один очерк – «Десять лет спустя». Я имею в виду, что ты был прав относительно цели.Я заставил себя улыбнуться, поскольку меня не грела собственная роль, которую я невзначай сыграл в рождении нового хищника. Правда, тут не я один виноват. Может, и пробудил у Баркина амбиции, но его жизненную позицию сформировал коммунизм, а демократия предоставила практические возможности. Он и осуществил их – прежде всего на своих земляках-москвичах, что претило мне больше всего.– Ну давай, похвались немного и собой, Катков, – попросил Аркадий, сидя рядом в «мерседесе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129