Ничего не будет. – Он остановился на секунду-другую, сам поразившись обрисованной перспективе, а затем, озабочено глядя мне в глаза, сказал: – На твоем месте я бы ко всем этим фактам подходил с особой осторожностью.Я снова согласно кивнул, но давать обещание воздержался. Дойдя до конца мостика, мы побрели вдоль торговой линии на втором этаже.– Откуда у тебя такие факты? – спросил он – Из «Новостей»?Он имел в виду «Московские новости», самую осведомленную газету, сотрудничающую с движением «Гласность», она раньше всех воспользовалась свободой печати, активно поддерживала политические реформы, ее переводили во многих странах, в том числе в Англии, Франции, США, а в Израиле распространяли на русском языке. Так она начинала, но все это ушло в прошлое, после того как газета перешла в боязливые руки других редакторов.– А ты все еще ее выписываешь? – не ответив, спросил я, хотя знал заранее, что он скажет.– Нет. Я переключился на «Независимую газету», – ухмыльнулся Юрий, назвав беспартийную аналитическую газету, которая хотела быть похожей на «Нью-Йорк таймс», а стала сильно смахивать на «Нью-Йорк пост».– О-о, как же так?– Видишь ли, для меня «Новости» стали степенной респектабельной газетой. Они утратили свою независимость.– А почему же ты решил, что я черпаю информацию у них?– Мне кажется, эта газета больше отвечает твоему стилю.– Степенная газета? Утратившая независимость?– Тебе лучше знать, Николай. «Новости» отличаются зрелостью мыслей и содержательностью. Ну, а «Независимая» – она тенденциозна и злободневна. Хотя обе газеты по-своему интересны.– Да, все тащат свои статьи именно в эти газеты. Образовался как бы рынок спроса.– А где его нет? У «Коммерсанта»? «Аргументов и фактов»? У «Огонька»? – перечислял Юрий популярные либеральные издания.– У «Правды» нет.– У «Правды»? – переспросил Юрий, иронически хмыкнув. – Я-то считал, что «Правда» сошла с дистанции.– Временно. Теперь она возвращается на беговую дорожку как сугубо политическая газета. Разоблачение скандальных происшествий придало бы ей характер поборника попранных прав. Да такой поворот уже сам по себе новость.– И все же «Правда» – это истрепанная коммунистическая газетенка. Ее номерам место в унитазе.– А это как раз и создает рынок предложений.– Вовсе нет. Поэтому-то они и платят гроши.– Ну, моя информация стоит дорого.– Да, на тех страницах ее никто всерьез не воспринимает. Тебе лучше знать об этом. Недаром ведь шутили, что «Правда» означает истинную правду.– Насмешки можно пресечь, лишь опубликовав в конце концов истинную правду. Другого варианта нет. Я намерен предложить им такой шанс.– Если только ты прав. Если можно доказать существование этой недоказанной пока коррупции. Если ты сумеешь…– Хватит. У меня насчет этого верные предчувствия, Юра. Очень верные. От этого перевернется вся моя жизнь.– Или на этом и оборвется.– А разве есть что-то новое? Мы годами имели дела с головорезами. С громилами Сталина, Хрущева, Брежнева. Они сошли со сцены, а мы все еще здесь.– Верно говоришь, – задумчиво произнес Юрий. Эскалатор подвез нас к толпе покупателей, суетливо метавшихся из одной очереди в другую. – Но теперь распознать их намного труднее. 4 – Она так и не возвращалась, – проскрипела бабушка Парфенова, подметая холодный тротуар метлой из березовых прутьев.– Спасибо, что предупредили. Сколько времени прошло, а я ничего о ней не узнал.Она угрюмо кивнула, сметая сор со ступенек лестницы.– Больше никто не приходил сюда? – на всякий случай спросил я.– Вы имеете в виду тех людей, так ведь?Я кивнул. Она прекратила орудовать метлой и буркнула, что никого не было. Затем глаза у нее затуманились.– Вы еще не успели спросить, а я все еще не могу припомнить.– Что? Что именно?Она досадливо затрясла головой и ткнула метлой, показывая, чтобы я шел домой.На этот раз не было запахов духов, кофе, не было никаких неожиданностей. Меня встретила холодная, пустая квартира. Несколько часов я обрабатывал полученную от Юрия информацию, сочиняя небольшой репортаж и пытаясь складно и завлекательно выстроить услышанное. Напечатав, я в нетерпении вытащил из каретки последнюю страничку, но не потому, что закончил работу. Нет, это не конец, а только начало ее. Копирку и копии репортажа я сложил отдельно, а оригинал, закрепив скрепкой, положил в плоский кожаный кейс.Это был подарок моей жены. Я получил его лет двадцать тому назад, продав свой первый материал Французскому информационному агентству. Кейс хоть и потускнел и был весь в царапинах, но с тех пор я не расставался с ним никогда. А вот семья наша распалась: жена ушла от меня, когда мое диссидентство стало угрожать ее медицинской карьере.Заперев потускневшие застежки кейса, я снова вышел на улицу. Мне не давали покоя исчезновение Веры и опасения Юрия по поводу головорезов.Был еще день, но из-за смога и ранних сумерек Люблино уже погружалось во мрак. За спиной у меня загорелись фары автомашины, отбрасывая блики на бетонные фасады домов. Сердце начало отбивать частые удары, но машина проехала мимо. Нет, это не черный милицейский «воронок». И не кагэбэшная троица в «Жигулях», просто такси, рыскающее в поисках пассажиров. Нынче нет их и среди молодежи, толпящейся у газетного киоска напротив станции метро. Таких киосков становится все меньше – газеты теперь распространяются главным образом по подписке. Но этот киоск существует за счет повышенных цен на газеты и журналы, их разбирают постоянные клиенты, которые рано уходят на работу, не дождавшись почтальона и своей периодики.По пути к редакции «Правды» в вагоне метро я внимательно просмотрел свежие газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129