Сознание Люка пронзила дикая мысль о том, что если он немедленно не пойдет следом за ними, то никогда уже больше не увидит свою мать. Он был просто уверен в том, что так оно и случится.
Это было ему совершенно ясно, как, например, то, что сам он учился в третьем классе, что мать постоянно называла его комнату помойкой, и что дома, во дворе, у него стоял велосипед, а рядом с ним лежала доска для скейтборда.
Он же больше никогда не увидит ее! Потеряет навсегда! Мам!
Этот импульс оказался настолько сильным, что он даже качнулся под его воздействием.
Мужчина вселял в него дикий ужас, он был просто ужасен. Хуже Джейсона, хуже Фредди Крюгера – хуже кого угодно.
Но если мать так и уйдет, он останется...
...совсем один.
Сейчас его сердце колотилось еще сильнее, чем даже когда мужчина проходил мимо него; Люк жутко испугался, а дикая паника буквально парализовала его горло – и все же что-то надо было делать, причем немедленно, быстро. Помощи ждать было неоткуда, да и не мог он ее дожидаться, потому что теперь уже даже не видел ни этого мужчины, ни матери. Где там она, эта помощь? Далеко. И потом, полиция вообще могла уже уехать, исчезнуть – такое тоже было вполне возможно. Нет, он должен пойти след ом за ними и найти их; должен увидеть ее, убедиться в том, что она недалеко от него, и потом больше уже не выпускать из виду.
Люк почти было вышел на тропу, когда вдруг вспомнил: Мелисса.
Как же он пойдет с Мелиссой на руках? Ведь она опять станет плакать!
Пеленки намокнут или еще там что – и заплачет, обязательно разревется!
Несколько секунд он пребывал в полнейшем замешательстве, чуть ли не проклиная мать за то, что она оставила его с этим младенцем... Но затем вдруг наступил момент полного просветления, заставивший его почувствовать себя на много лет старше и умнее – настолько, что он никогда не решался даже подумать об этом. Ну что ж, он был готов следовать за ними, причем не рискуя при этом попасться, а возможно, и как-то помогая.
Матери. Люк устремился назад и стал поспешно взбираться по лестнице.
Положив Мелиссу на середину настила, он сложил один конец шарфа таким образом, что получилось нечто вроде подушки, а другим плотно обмотал ее тело, подоткнув со всех сторон, чтобы девочка не простудилась – впрочем, ночь действительно выдалась на редкость теплая.
– Я еще вернусь, – прошептал он, в ответ на что Мелисса издала легкий икающий звук и разжала пальчики, пытаясь дотянуться до него.
– Не волнуйся.
Проворно спустившись на землю. Люк кинулся вверх по склону холма.
И тут же почувствовал, как с плеч его словно свалился огромный груз – внизу снова замаячили два силуэта, медленно пересекавшие поляну.
Мужчина все так же держал мать за волосы, дергал, причинял ей боль, но она была там, шла, спотыкалась – живая.
По-прежнему пробираясь в зарослях кустарника, поближе к тени, и стараясь лишь не упускать их из виду, словно сохраняя эту связывавшую их друг с другом мысленную ниточку, Люк шел следом.
* * *
Чуть позже он услышал донесшиеся с холмов звуки выстрелов.
Они показались ему не громче треска праздничных хлопушек, и все же Люк знал, что это настоящая пальба.
Как знать, может, это как-то поможет ему, хотя, возможно, и нет. Хорошо, конечно, если все же помогло бы. Впрочем, стреляли довольно далеко от него, да и не это сейчас было главное.
Главное же для него сейчас заключалось в том, чтобы быть как можно ближе к матери, не отпускать ее от себя. И таким образом постепенно снова восстановить их семью.
Вот до каких мыслей он уже дорос – и продолжал расти в эту залитую лунным светом летнюю ночь.
23.15.
Где-то плакал ребенок.
В пещере было темно, и потому Эми различала лишь слабые отблески почти выгоревшего костра. До нее доносились стоны, позвякивание цепи, плач младенца, и на какое-то мгновение она даже подумала – Мелисса — но затем поняла, что это не ее голос.
Голос Мелиссы она не спутала бы ни с каким другим.
Девушка втащила Эми в глубь пещеры и, все так же держа за стягивавшие ее руки ремни, передала кому-то другому. Поначалу она не могла понять, кому именно, но затем небольшая фигура приблизилась к костру, стала подбрасывать в него сначала мелкие веточки, затем те, что были покрупнее, а наконец и поленья, и когда пламя начало вздыматься ввысь, увидела, что за ремни ее держал один из мальчиков-близнецов, тогда как другой тем временем занимался костром.
Эми услышала, как девушка опустила на землю пластиковое ведро. Пламя взметнулось еще выше, по стенам заплясали всполохи света и пятна тени, и теперь она смогла наконец как следует разглядеть их, в том числе и девушку-подростка, укрывавшую свою израненную, исполосованную шрамами наготу синей мужской рубашкой, которая была ей явно велика и которую она незадолго до этого извлекла из большой, более трех футов в высоту кучи, сложенной неподалеку от входа в пещеру. Появившаяся из темноты крыса испуганно пробежала мимо кучи и вновь скрылась в глубине пещеры.
Эми окинула взглядом окружавшие ее стены и тут же почувствовала, как чувство реальности, подобно той крысе, покидает ее, растворяясь в непроглядной темени.
Стены пещеры были увешаны кожами и шкурами.
Некоторые из них она сразу узнала – это были еноты, скунсы, олени.
Другие же оставались незнакомыми – какие-то бледные, полупрозрачные.
Ей почему-то не захотелось всматриваться в них и она отвела взгляд.
Следовало признать, что в пещере все же существовало некое подобие порядка. Помимо одежды и наваленных отдельной горкой инструментов и оружия, имущество ее обитателей располагалось изолированными кучами, сложенными, правда, не столько по признаку функционального назначения предметов, сколько по их размеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74