Они посмотрели друг на друга.
— Никто не хочет мне объяснить, что здесь, черт возьми, происходит?
Крупный мужчина смерил меня странным взглядом. Было непонятно, то ли он хочет драться со мной, то ли просто поговорить.
— Не та комната, — пояснил он.
— Да, это не та комната. Я хотел немного поспать, когда этот парень ворвался ко мне, как Годзилла.
— Он думал, что здесь его жена.
— Здесь нет его жены.
— Ошибся комнатой.
— Да, да.
Ревнивый муж, которого я по-прежнему держал, зашевелился и снова попытался оказать сопротивление. Крупный мужчина сделал несколько шагов вперед.
— Возьмите его, — сказал я. — Он ваш.
Мужчина потащил своего друга к лестнице. Я закрыл глаза и попытался успокоить сердцебиение. Затем вернулся в комнату. Там царил настоящий разгром: дверь выбита, повсюду на полу — осколки стекла и следы крови. Во всяком случае, спать я больше не собирался.
* * *
В предрассветные часы улицы Загреба пустынны и темны. Пробираясь в темноте из одного конца города в другой, я очень быстро замерз. Тучи рассеялись. Поднимая голову, я видел яркие звезды. Я изучил карту города и теперь полагался на свою удачу и сообразительность. Иногда мне попадались пьяные солдаты, но никто из них меня не беспокоил. Уже на подходе к мечети мне показалось, что я пошел не той дорогой. Слишком уж заурядным выглядело это место. Чего я, собственно, ожидал? Я и сам точно не знал. Мне казалось, что я заблудился. Улица, по которой я шел, вывела меня на парковку, а в нескольких сотнях ярдов от нее на возвышении располагался крупный, странного вида комплекс. В некоторых окнах горел свет, но в темноте различались лишь смутные очертания здания. Башня-минарет. И купол, как будто расколотый пополам. Мне не верилось, что это то самое место, которое я искал. Но других вариантов не было. Вдалеке виднелась лишь церковь с ясно различимым на ней крестом, а еще дальше — электростанция, дымящая в ледяное небо.
Сначала подъехала одна машина, затем — другая, а потом маленький автобус остановился на парковке. Оттуда вышли люди, которые направились к зданию. Я смотрел на них из тени, потом последовал за ними. Дверь оказалась открыта. Я вошел. Никто не обратил на меня особого внимания.
Фойе напоминало городской культурный центр — чистое, ярко освещенное помещение, отделанное пластиком.
Неопрятного вида мужчины, человек двадцать, толпились с чашками кофе в руках. Одни ходили по комнатам, другие просто сидели на белых, украшенных резьбой стульях, курили сигары и ждали, стряхивали с себя последние остатки сна. Большинство походило на фермеров с грубыми красными руками и лицами. Они мало чем отличались от людей, которых я видел в Загребе. На фоне темной улицы наши отражения в зеркальных окнах были прозрачными как призраки. Разглядывая их, я поймал себя на мысли, что не могу найти среди всех этих отражений свое собственное.
Я взял чашку кофе и спросил, говорит ли кто-нибудь по-английски. Ко мне повернулся молодой человек, немного выше остальных.
— Салам алейкум, — сказал я, пожимая ему руку.
— Алейкум салам, — ответил он. — Чем могу помочь?
Он говорил без акцента, и понять, откуда он, было сложно.
— Вы — американец?
— Пару лет учился в колледже Сиракузы.
— И наверняка играли в бейсбол?
— Конечно.
— Знаете, я так рад, что встретил вас. — Наконец-то я нашел того, с кем можно поговорить. — Курт Куртовиц.
— Алия, — представился он. — Можете называть меня просто Эл. Вы только что приехали?
— Вчера. Из-за смены часовых поясов и всяких неприятностей я не мог уснуть.
— Что привело вас в мечеть?
— Я... я пришел помолиться.
Я не поверил своим словам, поскольку до сих пор не собирался заявлять о своем выборе публично. Мне хотелось дождаться, когда я приеду в Льежска Жупица. Это, наверное, одно из последних мест, где молился мой отец, прежде чем покинул родину, прежде чем перестал молиться окончательно. Как будто я возвращал все на круги своя. Но в тот момент, в ту ночь я решил, что бессмысленно ждать.
Во время путешествия по городу я постоянно думал о том, почему я такой робкий. Месяцами молился в одиночестве в своей комнате. Ты либо веришь, либо нет. И если веришь, то ничто не должно тебя смущать. Теперь мне казалось ошибочным ждать первой совместной молитвы до тех пор, пока я не окажусь в деревне отца. В конечном счете мои молитвы были обращены к Богу, а не к отцу.
— Добро пожаловать, — пригласил парень из Сиракузы.
«Аллах акбар», — пропел через динамики низкий голос. «Аллах акбар», — продолжилась запись.
Я не знал арабского, но понял значение этих слов. «Бог велик» — так начиналась молитва, призывающая верующих вставать до рассвета, потому что молитва лучше, чем сон.
Вместе мы умыли лица, затем омыли наши руки и ладони, сначала правую, потом — левую от кончиков пальцев до локтей. Ритуал неторопливый, но в то же время очень важный и имеющий особый духовный смысл. Особенно для меня, человека, обратившегося к вере уже во взрослом возрасте. Ты одновременно очищаешь свои помыслы и свое тело. Все тесно связано. И в конце этого обряда, омыв даже свои ноги, босиком ты предстаешь перед Богом.
Под высоким белоснежным сводом мечети, в окружении голых стен, мы стояли и обращали свои слова к Богу и его пророку, да пребудет с ним мир. Опустились на колени и коснулись головами земли. Встали. Молитва закончилась. И лишь тогда, подняв глаза, я увидел двух мужчин-арабов, которые выделялись из толпы верующих. И один из них, несмотря на бороду, показался мне знакомым. Худощавый, но сильный, с движениями как у настоящего бойца. По взгляду его темных глаз, умному и настойчивому, я понял, что он тоже узнал меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95