Прожекторы бешено вращались, гремели артиллерийские залпы, горел белый фосфор, грузовики полыхали красным пламенем. Некоторые шоферы пытались развернуться, сворачивали в пустыню и напарывались на мины. Люди выбегали из грузовиков, но в следующую секунду взрывом бомбы их разрывало на части, а зажигательная смесь охватывала их останки волнами пламени. Облака огня поднимались грибами на дороге впереди. И позади. Раздавались крики. Тысячи криков, заглушаемых грохотом взрывов.
Единственный путь, который мог бы вывести нас к месту эвакуации, лежал через минные поля. Один из грузовиков проехал около тридцати ярдов, прежде чем лопнула шина. Водитель пробежал немного дальше и подорвался на мине. Этот труп стал для нас точкой отсчета. Мы могли идти по следам шин и отпечатков ног, но когда они оборвались, у меня появилась идея.
Я пополз на животе по песку, нащупывая мины пальцами и надеясь, что помню достаточно об изготовленных в России минах иракцев, чтобы обезвредить их в темноте. Руки прощупывали песок, каждый палец прокладывал путь вперед в поисках металла или проволоки. Дюйм за дюймом. Затем я исследовал тот же участок лезвием ножа, проверяя, что под песком. Остальные следовали за мной. Нас оглушали взрывы на шоссе, и было негде укрыться от дождя осколков. Борясь с желанием встать и бежать как можно быстрее, мы уползали из этого ада единственным возможным для нас способом, дюйм за дюймом.
Я дотронулся до металла. Легко прикоснулся к нему сверху, как будто читал азбуку Брайля. Обломок машины, упавший после взрыва на шоссе, еще сохранял тепло. Мы двинулись дальше. Где же тут мины? Где эти чертовы мины? Они где-то здесь, совсем близко, и при одной мысли, что я могу ошибиться в своих поисках, меня бросало в дрожь. Шло время, а я все еще ничего не нашел. Мне не верилось, что мы находимся на незаминированном участке, я решил, что плохо обследовал место. И представил ужасную картину: отряд позади меня погиб; все подорвались из-за моей ошибки, а я не услышал этого, потому что оглушен взрывами. Я посмотрел через плечо и увидел Дженкинса. Он посмотрел на меня и попытался улыбнуться. И в этот момент, поверьте, я его просто обожал.
Лезвие ножа наткнулось на что-то, но из-за грохота я не расслышал металлического щелчка. Максимально сосредоточившись, стал разгребать мокрый песок и почувствовал грубую поверхность камня. Мы двинулись дальше.
Позади меня раздался крик. Ужасный крик, и я узнал этот голос. «Врач! А черт! Воды!» Это был Дженкинс. Шар из белого фосфора, выброшенный после взрыва на дороге, упал ему на спину. Он прожег рубашку и кожу и начал гореть на нем. Дженкинс лежал совсем рядом, я чувствовал запах горелого мяса, но не мог развернуться на земле, которую не обследовал. Через плечо я увидел врача, ползущего по телам людей, чтобы добраться до Дженкинса. Солдаты передавали врачу свои фляги. Он держал по одной в каждой руке, а еще две тащил по земле. Мои мускулы напряглись, я ждал, что фляга заденет вилку или провод, но ничего не случилось. Врач лег на Дженкинса и попытался успокоить его, водой смывая фосфор. Но даже Дженкинс не мог вынести такой боли, а большая часть воды бесполезно проливалась мимо раны. Дженкинс кашлял, задыхался, его тело забилось в конвульсиях, должно быть, фосфор попал в легкие. Потом он затих.
А мои руки продолжали работу. Холодок пробежал от основания черепа к рукам, нервы напряглись, а руки начали дрожать. «О Господи, — прошептал я. — О Боже!» Я молился. Постепенно дрожь в руках утихла. Достаточно, чтобы продолжать работу.
Я слышал крики позади, кажется, один из солдат пытался встать и убежать, а двое других прижимали его к земле.
Металл. Холодный, плоский и круглый. Я расчистил песок и нащупал сверху детонатор, именно там, где и предполагал его найти. Полностью сосредоточился, и это избавило меня от ужаса, который охватил всех нас. В голове не было ничего, кроме информации, поступавшей от моих пальцев, и этой немой, недосказанной молитвы. Я отвинтил детонатор и выбросил его. Мина обезврежена. И двинулись дальше.
Мы спускались вниз. Я почувствовал твердую поверхность. Грунтовая дорога, ведущая на северо-запад от Джахры. О Боже! О Боже! Я подбирался к ней все быстрее и быстрее и чувствовал, как хорошо она утрамбована.
Быстрым шагом двинувшись к месту эвакуации, мы снова стали рейнджерами. Было почти четыре часа утра. Мы возвращались домой.
Трассирующий снаряд упал на дорогу впереди. Затем прогремел еще один взрыв. Мы упали на землю.
Я лежал рядом с капитаном, который достал свой тепловизор. Неподалеку от места эвакуации группировались иракские войска. Судя по жесткой дисциплине в их рядах, элитный взвод. Поскольку они стреляли в нашу сторону, у них, судя по всему, имелись приборы ночного видения или тепловизоры. Мы замерли, и они перестали стрелять. Вероятно, подумали, что мы тоже иракцы, и решили нас не убивать. Они отступали и не брали с собой отстающих.
Проблема заключалась в том, что они отступали слишком медленно.
Капитан достал рацию и попытался выйти на связь, но вертолеты оставались еще вне зоны досягаемости. Чтобы устройство заработало, они должны были находиться прямо над нами, но если они окажутся здесь, то могут попасть под вражеский обстрел. Было три пятьдесят семь. Капитан стал повторять предупредительные сигналы по рации. Снова и снова. Мы увидели новые трассирующие снаряды, на этот раз летевшие вверх. Затем последовала долгая пауза. Не знаю, сколько она длилась: секунды или минуты. Потом вертолеты одну за другой стали выпускать ракеты. Всего четыре. Капитан приник ухом к рации и приказал отступать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95