Но при этом он даже не сдвинулся с места.
— Кто-нибудь, уберите ребенка! — заорал я изо всех сил, жалея, что не знаю, как это будет по-испански.
Никакого ответа. Я сделал жест рукой, потом — винтовкой. Лазер чертил линии по его телу, но мальчик по-прежнему не двигался.
Я видел, как из той же двери справа появилось две руки, которые тянулись к мальчику. Руки безоружной женщины. Больше я ничего разглядеть не смог. Кем бы ни была эта женщина, малыш знал ее. Он бросился навстречу рукам и исчез из моего поля зрения. Я слышал, как ребенок всхлипнул еще пару раз, потом все стихло. И лишь тогда я понял, что перестрелка на улице прекратилась.
Резкая смена обстановки вызывает тревожные чувства. Тишина раздражала. Потом сработал звуковой сигнал на моих часах. Четыре пятьдесят. Джози ждала звонка, а я не мог ей позвонить.
* * *
— Как ты себя чувствуешь?
— Разве родители не передали тебе, что со мной все хорошо?
— Да. Но они еще сказали, что ты позвонишь мне в пять.
— Дорогая, не сердись. Не хочу нагонять лишнего пафоса, но все-таки у нас здесь война.
— Я видела по телевизору. Но похоже, она заканчивается.
— Сегодня был довольно напряженный день. По крайней мере для меня.
Повисла пауза. Я слышал разговор другой пары на параллельной линии, но голоса звучали слишком тихо, и я ничего не мог разобрать.
Джози нарушила молчание первой:
— Хочешь узнать, как я провела день?
— Конечно, хочу.
— Утром я ездила в Саванну, собиралась купить украшения к Рождеству в магазине «Алтар-гилд». Хотела украсить ими весь дом. Но потом решила ничего не покупать.
Я снова услышал голоса на другой линии. Наконец я ответил ей:
— Мне казалось, ты хотела, чтобы у нас была своя елка. Представлял себе, как ты наряжаешь ее, и мне сразу становилось хорошо.
— Я подумала, что буду наряжать ее в одиночестве. Это очень грустно.
— С чего ты взяла?
— Мой жених попал в «горячую точку». Я могу стать вдовой прежде, чем мы поженимся, а он собирается рассказать мне, какое это захватывающее событие в его жизни. Скоро Рождество. А его нет со мной рядом. Ладно... но он не может сдержать самого простого обещания: позвонить мне!
— Я же сказал, что мне очень жаль.
— Я еще не все рассказала тебе о моем сегодняшнем дне.
— Что еще?
— Звонила Селма.
— Что случилось? Маме по-прежнему плохо?
— Кажется, ничего серьезного. Ее перевели из палаты интенсивной терапии, но Селма сказала, что мама ждет твоего звонка. Ты звонил ей?
— Нет, по-моему... знаешь, эти больничные коммутаторы. Иногда туда трудно дозвониться даже из Штатов. Думаю, ее скоро выпишут...
— Да, но ей хотелось бы поговорить с тобой.
— Но я звонил тебе.
— Возможно, тебе лучше позвонить ей.
* * *
Дозвониться до Канзаса нетрудно. Но, слава Богу, никто из Канзаса не имел возможности позвонить мне. Со времени болезни матери семья не давала мне покоя. Селма могла в любой момент позвонить Джози и начать делиться своими проблемами с будущей «сестрой». Я даже получил весточку от Джоан, моей старшей сестры, перед тем как покинул Америку. Она говорила о деньгах своего мужа. Я был вежлив, но не более того.
— Пожалуйста, соедините меня с миссис Гудселл. Палата Б-302.
Ответа не последовало, и коммутатор снова переключился.
— Как зовут больного? — спросил оператор.
— Гудселл, — сказал я, — или, может, Куртовиц.
— Гудселл. Да. Ее перевели. Я соединю вас.
Пока я ждал, играла мелодия песни «Домик в степи».
— Алло? — послышался низкий и слабый голос.
— Мама? Мама, это Курт.
— А, мой Курт. Я... я думала о... я... я... здесь медсестра. Она может... Ты не перезвонишь?
— Мама, что случилось?
На другом конце провода послышался шум и стук телефонной трубки. Потом я разобрал голос матери, она не то кричала, не то задыхалась.
— Кто это? — Незнакомый голос, судя по всему, принадлежал медсестре.
— Это ее сын Курт. Что случилось? С ней все в порядке?
— У нее небольшой рецидив. Мы должны оказать ей помощь. Можете перезвонить позже?
— Да, да. Когда?
— Позже. — И она повесила трубку.
* * *
Рутина спасает жизнь, когда ты не способен думать, а иногда — и рассудок, когда ты думаешь слишком много. Несмотря на усталость, я почистил ружье и разобрал свой походный рюкзак. Помимо Корана, который я непонятно для чего взял с собой, у меня почти не было личных вещей. Я не умел читать его, поэтому стал прятать в нем памятные для меня бумаги. Поздравительную открытку от родителей Джози. Пару корешков от билетов. Регистрационную карточку отца с той же фотографией, что и на армейском удостоверении. Меня раздражало, что болезнь матери и проблемы сестер вторглись в мою жизнь. Я полагал, что избавился от всего этого благодаря армии и Джози. И я хотел снова оказаться подальше от моей семьи, как только маме станет лучше. Но меня интересовала тайна, связанная с отцом. Я ждал, когда мама поправится, чтобы поговорить с ней об этом. Что бы там ни было.
Я изучал цифры, которые отец написал на Коране, и смотрел на них снова и снова, надеясь понять значение: 114, затем 29 = 3(1) + 10 (2) + 13(3) + 2(4) + 2(5) (42 = 2 или 5). Казалось, разгадка очень простая, но я никак не мог ее понять. Иногда я засыпал, пытаясь разобраться в этих цифрах. Я любил спать. Но той ночью заснуть не сумел. Как не мог найти в себе сил встать. Вопреки всему я переживал за маму и был в ярости из-за того, что Джози сердилась на меня.
* * *
— Прости, малышка. Я знаю, что уже поздно, но я должен был позвонить тебе.
— Курт, послушай...
— Нет, это ты послушай. Я звоню, чтобы сказать тебе, что не выношу наших ссор. Они сводят меня с ума.
— Курт, милый, послушай меня. Сегодня вечером звонили из Канзаса.
— Нет.
— О, Курт, прости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95