Он не входит целиком, потому что страдает клаустрофобией, так что внутри только его половина. Позади него я разглядел Водку в прострации на унитазе, ласкающего меха и трубки своей волынки.
– Ты не хочешь поехать в «Сатанбургер» сейчас? – спрашивает Христиан.
Я смотрю, как кувыркается «Старуха с косой», а Христиан распадается на брызги. Кусочки рыбы падают с потолка.
– Можно и поехать, а как мы туда попадем?
– Ну, не думаю, что это так уж далеко.
Потом Христиан кричит Гробу, который убирает все оборудование и, как всегда, не получает ни от кого помощи:
– Гробовщик, ты уже починил свой автобус?
– Нет, – отвечает Гроб на ходу. – Наверное, не починю до следующей недели или следующего месяца.
Автобус Гроба не работает уже год. Парень чинит его каждый месяц, но он успевает проработать всего несколько дней и вот уже снова нуждается в ремонте. Автобус постоянно торчит в задней части склада. Если бы это была обычная машина, я бы не переживал, но это автобус. Не какая-нибудь плюгавка, а полноценный школьный автобус, украшенный граффити и пулевыми пробоинами.
Я указываю на Водку и спрашиваю:
– А что делать с ним?
Христиан оборачивается к Водке:
– Вод, у тебя есть машина?
Вод в трансе.
– Водка!
Он дергается и мотает головой в сторону Христиана.
– У тебя есть машина?
Вод уставился на свою волынку.
– Есть. – Потом снова на Христиана. – Это самая роскошная и быстрая машина НА ЭТОЙ ЖАЛКОЙ ПЛАНЕТКЕ.
– Ты не мог бы подбросить нас до «Сатанбургера»?
Тишина.
Водка в трансе смотрит на Христиана, пока его лицо не багровеет, туалетное сиденье покрыто потом там, где вдавилось в его ягодицы.
Он отвечает с холодком в голосе:
– Конечно.
Христиан хлопает в ладоши.
– Здорово. Тогда поехали. – И направляется к непочатой бутылке и полиэстровому пиджаку.
– НЕ СЕЙЧАС! – орет ему вслед Водка. – В моей машине нужно соблюдать определенные правила. Если вы нарушите хоть одно, то ВЫЛЕТИТЕ НА УЛИЦУ И ПОТЕРЯЕТЕ ПРАВО ЕЗДИТЬ В НЕЙ НАВСЕГДА.
* * *
Автомобиль Водки оказывается «эй-эм-си гремлином», совсем не того класса, который называют роскошным и быстрым, но некоторым он тем не менее нравится. Машина сверкает чернотой, блестящими серебряными ручками дверей и большими крыльями сзади. Водка приближается к капоту машины и обнимает его, согревая холодный металл.
– Она мощнее, чем сама жизнь, правда? – говорит он.
Губы Христиана искривляет улыбка, которая, впрочем, не относится к Водке. Он вспомнил самую главную вещь, которую нужно помнить, когда садишься в транспортное средство.
Он кричит:
– ЧУР, СПЕРЕДИ! – И мы все стонем.
Гроб возражает:
– Камень, ножницы, бумага, щенок.
Тут встречает Вод:
– Никто не сидит спереди. Оба сиденья мои.
– Но мы все не влезем на заднее, – взвывает Гроб.
– Ах, какое горе, – отвечает Вод.
* * *
Мы загружаемся в «гремлина», мой труп оказывается зажат посередине. Вод заводит машину и делает несколько глубоких вздохов, подражая тарахтению мотора.
Водка относится к числу тех людей, которые любят все странное, необычное, безотрадное и мертвое. Ричард Штайн называет таких типов Черными Людьми, потому что они всегда носят черное и слушают черный металл. Он говорит, что эти люди стали черными от ненависти ко всему. Им нравятся только те вещи, которые не нравятся больше никому, и это потому, что они всех ненавидят. Как только их любимая андеграундная группа становится популярной, она перестает им нравиться. Не потому, что музыканты деградировали, а потому, что они не могут вынести, что обычные люди слушают их любимую группу. Поэтому многие из них склоняются к черному металлу, этот стиль музыки процветает только в Германии и скандинавских странах.
Штайн также упоминает, что лидером этого музыкального направления был маленький тролль, который умел говорить только на древнем языке друидов.
* * *
Вод заканчивает медитационный ритуал и благословляет руль. И мы направляемся к «Сатанбургеру».
[СЦЕНА ПЯТАЯ]
ТИШИНА РЕЖЕТ ГЛАЗА

* * *
Стэг, Джин и труп, закрепленный на крыше, – все пьяны до соплей и полного отупения. Двигаются в сторону грязного холма, где растут крабовые деревья, живут мухи-скорпионы и где нет самок бабуинов, но ни парни, ни труп не испытывают страха. Девиз Стэга – «Я слишком пьян, чтобы бояться».
Луна напоминает белую конструкцию из бумаги, небо и звезды раскрашены цветными мелками, пальцы у Бога стали жирными и грязными, пока он размазывал краски и старался зарисовать между строк. Когда у Господа не получается закрасить все равномерно и он пропускает маленький кусочек незакрашенным, мы называем его призраком.
Начинающие художники, например посетители детских садов, оставляют на своих картинах множество призраков, но их ошибки простительны из-за возраста – им всего лет пять и они даже не могут купить себе пива.
Иногда пятилетние художники возвращаются к своим опусам и раскрашивают призраков, чтобы картина выглядела завершенной. Но когда Бог оставляет пробелы, раскрашивая мир, это вовсе не так просто поправить. Призраки должны быть заполнены душами людей, которые умерли недавно. Эти бедные души приговорены к Земле навечно. Вместо того чтобы отправиться в рай, им приходится зависать здесь, покрывая ошибки Господа.
* * *
Ни Стэг, ни Джин не верят в небеса. Они верят в место, которое называется Земля панков, это нечто вроде парка развлечений, но люди там могут до крови избивать друг друга, а охранники не обращают на это внимание. Предполагается, что жить в такой земле очень радостно, как в раю, но только для панков.
Поскольку человек-панк не будет счастлив в раю, ни просто привечен – среди тотальной белизны, ангелов, Бога и чересчур милых людей, он попадает в Землю панков, где может быть панком, говорить как панк и слушать только панк-рок дни напролет в стопроцентно анархическом обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69