«Постоянно, – повторил он свой ответ. – Но у неё ещё нет достаточного количества денег. Она получит их после смерти её отца.»
Теперь старик умер. Эта пугающая и радостная мысль не выходила из моей головы, когда я, сняв атласный пеньюар и комбинацию, легла в восхитительно ароматную ванну, где собиралась понежиться некоторое время, чтобы потом надеть горнолыжный костюм и отправиться в Саластрейнс на свидание с моим безнравственным братом.
23
Перед уходом из отеля я нанесла на лицо лосьон для загара «Аросана», надела белые очки «Перрилат», взяла лыжи и палки «Кнайсл» и отправилась по обледеневшему тротуару к остановке чуть выше Шульхаус-сквера. Там я встала в очередь на синий фуникулер, который доставит меня (вместе с шестьюдесятью пятью втиснувшимися в него попутчиками) к Шантарелле, расположенной в горах ближайшей железнодорожной станции.
Главный недостаток Сент-Морица, подумала я, проходя мимо спортивного магазина Шеинга, возле которого были выставлены яркие разноцветные лыжи всевозможных моделей, заключается в удаленности горнолыжных склонов. Сойдя в Шантарелле, мне придется минут двадцать идти пешком до Саластрейнса или нанять сани с лошадью.
Саластрейнс!
Харри выбрал это место, потому что там катались новички. Я говорила ему, что Иэн был опытным горнолыжником. Ни один опытный горнолыжник не отправится в Саластрейнс. Пологие склоны предназначались для начинающих, детей, для школьных уроков физкультуры. Саластрейнс также славился большим рестораном под открытым небом для туристов, желающих загорать, есть жареную колбасу и пить grog mit rum. Это заведение было всегда заполнено состоятельными людьми разных возрастов во всевозможных горнолыжных нарядах.
Сент-Мориц обладал какой-то агрессивностью, вызывавшей у меня одновременно ненависть и восторг. Все выглядели так элегантно, высокомерно, самодовольно, роскошно. Я часто спрашивала себя, какой вид имеют эти люди в будничной обстановке. Это место обладало ещё одним странным качеством: оно, похоже, пробуждало в едва ли не в каждом потенциального диктатора. Туристы толкались, никогда не принося извинений, проявляли грубость и безразличие к окружающим. Да, это был чаша, переполненная до краев эгоизмом и напором, достойных почившего Третьего рейха.
Я наконец оказалась в фуникулере зажатой между красивой загорелой немецкой парой, разменявшей седьмой десяток, и двумя молодыми француженками в собольих куртках и живописно залатанных синих джинсах – несомненно, массовых произведениях какого-то высокооплачиваемого международного дизайнера.
Я подозревала, что большинство людей из моего вагончика не сойдет в Шантарелле, а отправится до следующей остановки, Корвиглии, склоны которой привлекали многих лыжников среднего уровня… той самой Корвиглии, где через несколько часов Иэн и Джинна будут есть ленч в невероятно эксклюзивном «Корвиглия-клубе». Стать членом «Корвиглия-клуба» так же трудно, как уговорить руководство НАСА отправить штатского на Луну, однако Иэну это удалось. Иногда мой муж действовал так, словно был Гюнтером Саксом, Генри Фордом Третьим, Аристотелем Онассисом и шахом Ирана одновременно. Не играл эту роль, а верил в нее, что было ещё хуже.
Однако в постеле он проявлял удивительную пассивность, склонность к мазохизму, нуждался не только в цепях и плетках, но и в более изощренных сексуальных приспособлениях, любовью к которым славятся англичане.
Однако их большинство женится на порядочным англичанках – в отличие от моего мужа, желавшего, чтобы я проколола соски и вставила в них золотые кольца (мне было сказано, что этот обычай возник в 1899 году), что я отказалась сделать. Тогда он заказал для себя в специализированном магазине Мэйфера кожаный корсет с отделкой из серебристого ламе стоимостью в 120 фунтов стерлингов и несколько банок норвежского меда, чтобы намазывать им мои половые губы и клитор. Когда я уставала хлестать его, он с радостью слизывал с меня мед, благодаря таким образом за сладостное наказание.
Среди представителей всех национальностей, которых я знала, англичане, несомненно, больше всех любят испытывать боль. Сначала их шлепают няньки, потом их задницы постоянно горят под палками наставников.
– Sсheiss! – произнес ехавший в вагончике немец, обращаясь к своей жене.
Они спорили о чем-то, но мне не хотелось слушать. Немецкий язык всегда напоминает мне о герре Нувилере, поэтому я сосредоточила внимание на виде, открывавшемся из окна фуникулера. Картина была действительно потрясающей: изрезанные белые хребты, абсолютно ясное небо, темные ели, оранжевые, желтые, красные, зеленые, синие точки, движущиеся зигзагом по склону – вовсе не люди, а великолепно отрегулированные механические игрушки. Это зрелище было потрясающим, незабываемым. Как бы критично ни была я порой настроена, во всем мире нет второго такого места, как Сент-Мориц. Оно порождает собственную энергию, высоковольтное электричество. Все здесь создано для холодного, как лед, соблазнения.
Но моя встреча с Харри, происшедшая менее чем через полчаса, была жаркой, как сверкавшее в небе солнце. Я первой заметила брата, он прибыл туда раньше меня и стоял (как сообщил в записке) возле горнолыжной школы, наблюдая за тем, как инструктор ведет своих учеников по пологому склону без лыжных палок.
– Согните колени, – повторял этот человек с обветренным загорелым лицом. – Наклоните тело немного вперед! Расслабьтесь!
Все ученики казались ужасно испуганными, но они катились вниз. Некоторые из них падали, другим удавалось добраться с напряженными лицами до ровного места, третьи при этом смеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151