– Тут нечего прощать.
Я отправилась на кухню, чтобы взбить яйца для нашего omelette aux fines herbes. Но я не могла избавиться от тревоги за Харри и его будущее. Оно казалось таким неясным. Я очень сочувствовала Харри. Оказалось, как и Иэн.
– Он очень предприимчивый малый, – сказал Иэн следующим вечером, поглощая приготовленную мною на обед телятину. – Как жаль, что карьера его жены оборвалась. Я собирался предоставить ему кредит. Решил, что это будет захватывающей авантюрой, чем-то свежим для скучного старика.
– Ты вовсе не скучный старик, дорогой.
– Полиция тоже так считает. Она следит за мной со вчерашнего дня. Агент в штатском находится сейчас на другой стороне улицы.
Мое сердце забилось чаще.
– Я знала, что нам следует немного подождать, говорила тебе об этом, Иэн. Столь скорая встреча представляет для нас опасность.
– Опасность? Что они могут доказать? Что я из-за тебя нанял человека для убийства моей жены и няни? Это абсурд.
– Почему они следят за тобой?
– Наверно, хотят проверить все версии, даже самые невероятные. Это их работа.
– Значит, они совсем не продвинулись в расследовании?
Иэн положил вилку и вытер рот.
– Нет, дорогая, и я сомневаюсь в том, что они когда-либо добьются успеха. Они даже не располагают словесным портретом преступника, знают лишь его рост и то, что он говорит по-французски с провинциальным акцентом. Это сообщила полиции продавщица из цветочного магазина – единственный разглядевший его человек. Консьержка видела только букет желтых роз и стоявшую в тени фигуру.
Меньше чем через двадцать четыре часа после совершения преступления газеты начали называть его «убийством с желтыми розами».
– Когда состоятся похороны? – спросил я.
– Завтра.
Я вздрогнула.
– Все это так ужасно.
– Постарайся не думать об этом. Мы больше не будем обсуждать эту тему. Давай больше никогда в жизни не говорить о случившемся.
Свист чайника прервал нашу беседу. Я пошла в кухню и налила кипяток в кофейник, надеясь, что кофе придется Иэну по вкусу. На десерт у нас был апельсиновый пирог. Должна сказать, что он целиком достался Иэну. Даже после убийства я должна была по-прежнему заботиться о моей талии.

ЧАСТЬ 3
СЕНТ-МОРИЦ – 1974
21
Мой брак с Иэном оказался тихим несчастьем.
Тихим только потому что Иэн – англичанин, он не любит сцены, словесные и физические баталии. Он считает все это слишком вульгарным. Его методы основаны на лицемерии, увертках, вербальных уколах и коварном эмоциональном шантаже.
– Счет за последний месяц от «Хэрродса» был, скажем так, не маленьким, верно? Я заметил, что у тебя сформировалась довольно сильная привязанность к одному из их отделов. «Дизайнерскому залу». Кажется, он так называется, дорогая?
Словно он этого не знал.
– Я не сознавала, что моя любовь к «Дизайнерскому залу» вышла из-под моего контроля, – ответила я, потягивая кофейный напиток, в котором отсутствовал кофеин. – Извини. Я буду более экономной.
Зная Иэна, я подозревала, что он был способен без предупреждения закрыть все мои счета. «Тебе необходим урок» – так он прокомментировал бы эту акцию, наслаждаясь своей финансовой властью.
– Пожалуйста, постарайся запомнить, – он вздохнул, – что вопреки твоим ложным представлениям, я не обладаю – повторяю, не обладаю безграничным богатством, Алексис.
Он перестал называть меня Шоффе, как только мы поженились и переехали в Лондон. Думаю, мое французское имя слишком сильно ассоциировалось в его сознании с убийством Полетт и Роуз, со всем, что он хотел оставить в Париже. Также я носила это полусветское имя до того, как обрела респектабельный статус миссис Иэн Филип Николсон.
– Я уже сказала, что впредь буду более экономной, – напомнила я ему.
– Спасибо.
Мы завтракали на нашем балконе, выходящем на озеро (сейчас замерзшее), в экстравагантном отеле «Энгадин» в Сент-Морице. Иэн настаивал, чтобы я завтракала с ним каждое утро, хотя в это время я была сонной, раздражительной, к тому же не выносила запах копченой рыбы – все это было ему отлично известно. Мои давнишние парижские мечты о поздних, неторопливых завтраках в постели были раздавлены тираном, в которого превратился Иэн.
Когда я была его любовницей, он обращался со мной заботливо, с нежностью – несомненно, потому что боялся потерять меня. Теперь, когда я стала женой Иэна, его поведение изменилось, стало феодальным, собственническим – как я обнаружила, типичным для людей его поколения из верхушки английского общества.
Поступай так, не делай этого, ходи сюда, не ходи туда, веди себя, как я говорю, помни, кто господин…
И все же я мирилась с его невыносимыми приказами, потому что мы жили очень, очень обеспеченно, и я не знала, как бы я вышла из положения, вздумай он заменить меня более молодой женщиной. Моя антипатия к мужу, даже периодическое презрение к нему, были для меня менее важными, чем мое полное финансовое благополучие.
Деньги деньги деньги.
И все же в Париже меня интересовали не только его деньги. Я искренне любила тогда Иэна, любила так сильно, как только могла любить кого-то, кроме Харри…
– … снег сегодня, похоже, идеальный, – услышала я полный неподдельной радости голос Иэна.
Качество снега, финансы и наручники (плюс некоторые кожаные и резиновые аксессуары для нетрадиционного секса) – вот единственные вещи, которые вызывали энтузиазм у этого ублюдка, за которого я вышла замуж. Однако его сексуальный энтузиазм – самый неприятный, отталкивающий. Иэн не может простить мне то, что я – одна из немногих женщин, способных доводить его в постели до безумия. Он тяготится своей сексуальной зависимостью от меня, но одновременно нуждается в ней, как в своей вонючей копченой лососине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151