Словно Бритт наконец догадалась, что не надо всегда стремиться к самому лучшему.Сказал ли Конрад правду? Глядя на пришитую улыбку медвежонка, Лиз поняла, что да. На этот раз мотивы поступка Конрада были искренними. Он просто хотел сделать ей больно.Прижимая к себе медвежонка, Лиз уже медленно направилась по дорожке к дому, когда ее осветили фары машины. С изумлением она узнала красный «порше». Бритт, наверное, свернула не туда с Палмерс-лейн и уперлась в чью-нибудь ферму.На этот раз Лиз не колебалась. Все еще прижимая медвежонка к груди, она бросилась к машине, крича: «Бритт, Бритт!» А потом вдруг почувствовала, что не знает, что сказать еще. Лицо Бритт по-прежнему было застывшей маской боли. Лиз протянула к ней нелепого мишку.– Спасибо за медвежонка. Дейзи он очень понравится. – Она поколебалась. – Хочешь зайти выпить?Бритт заглушила мотор и вылезла из машины. Ее мокрые волосы прилипли но лбу, а глаза были красными и заплаканными.– Прости меня, Лиз, я не могу выразить тебе, как мне стыдно.И тут Лиз открыла для себя истину, которой не знала раньше. Что легко простить того, кто потерял все.– О, Бритт. Мне очень жаль ребенка. Ты, может быть, не поверишь, но мне действительно жаль.Бритт посмотрела на подругу и, к своему изумлению, поняла, что Лиз говорит правду. Но одновременно с беспощадной ясностью увидела и другое: накую боль этот ребенок причинял Лиз, как бы она ни старалась великодушно скрыть это.– Я вижу, – она протянула Лиз руку. – Но, знаешь, может быть, это и, правда, к лучшему.Некоторое время они держались за руки, и впервые за долгое время Бритт почувствовала себя спокойно.
Январским утром Дэвид стоял, прислонясь к перилам, у почтового отделения в крошечной деревушке Блэкшоу Хэд, похлопывал ладонью о ладонь и дул на них, спасаясь от холода. Но, хотя рождественский утренний морозец и пощипывал, именно такую погоду Дэвид больше всего любил. Небо было огромным и пустым, по-зимнему темно-голубым, ясным и безоблачным, и поднимающееся солнце даже в это время дня отбрасывало длинные тени. Утро для разговора с Богом, сказал он себе и набрал полную грудь свежего деревенского воздуха.С удивлением глядя вокруг, он видел, что деревенька пустынна. Что случилось с фермерами, которые должны были бы, казалось, встать с петухами и поспешить подоить коров и отнести охапки сена голодным овцам, в поисках тепла сбившимся в кучу на пригорке?Наверняка нежатся в своих постелях, зная, что их фургоны «вольво» стоят на дворе, а субсидии от Европейского экономического сообщества перечислены на их счета в банке.Улыбнувшись про себя, Дэвид подумал: а что же он ожидал увидеть? Розовощекую жену фермера с корзинной яиц в руках, приглашающую его в уютную кухню, полную запаха свежеиспеченного хлеба, и угощающую парным молоком и свежей ветчиной, из корочки которой еще торчат остатки щетины?Да, пожалуй, его знание фермерской жизни ограничивалось тем, что он увидел в видеофильмах Джейми про почтальона Пэта. Деревенской была Лиз, а не он, выросший в шахтерском городе. Дэвид велел себе перестать размышлять о том, что случилось с фермерами, и вернуться к изучению нарты.От Селден Бридж и завтрака его отделяло только пять миль. Сложив карту и уложив ее в висевший на шее пластиковый планшет, он застегнул капюшон и зашагал по дороге.Виляя между огромными серыми скалами, дорога круто поднималась по лесистому склону мимо Иствуд Олд Холл к Грейт Рок с его протянувшимися вдоль холма фермерскими хозяйствами, где земля была тверже железа, и потом к Хептонстолл Вилледж. Оттуда, уже начиная чувствовать усталость, голод и словно удвоившуюся с начала пути тяжесть рюкзака, он с радостью увидел раскинувшийся внизу городок Селден Бридж, к которому вела крутая мощеная тропинка. Она была бела от инея, но с обеих сторон ее имелись, к счастью, перила. Хотя иней делал спуск небезопасным, Дэвид прибавил шагу, предвкушая яичницу с беконом, поджаренный хлеб и черный пудинг в кафе внизу. Сбегая вниз по тропинке, он запел скаутскую костровую песню времен своего детства. Он даже не подозревал, что помнит ее. Теперь он мог назвать чувства, теснившиеся в его груди: счастье, облегчение, бодрость. После пятнадцати лет в окопах на передовой Флит-стрит он чувствовал себя наконец свободным. Потом, конечно, может прийти депрессия и естественный страх человека, сделавшего такой отчаянный, сумасшедший шаг. Но в этот момент он точно знал, что чувствует. Радость дембеля.Однако все-таки в одноместной палатке на вершине холма он сегодня спать не будет. Найдет себе уютный ночлег с пансионом. Он явно уже вышел из бойскаутского возраста.
Не обращая внимания на утренний холод, Лиз открыла люк в крыше и впустила в машину неяркий солнечный свет. Потом включила радио. Но после полуминуты девятичасовых новостей Би-би-си об осадах, угонах и нападениях террористов на невинных людей почему-то почувствовала себя немного виноватой и выключила его. У нее было слишком хорошее настроение, чтобы портить его мыслями о смерти и разрушениях. Вместо этого она вставила в магнитофон кассету Пола Саймона и стала подпевать ему.Сегодня – первый день ее работы в «Женской силе» и, странное дело, она волнуется. Волнение заставило ее сделать музыку погромче и сильнее давить на газ, хотя обычно она была осторожным водителем. Лиз вспомнила, как лет пять назад Бритт спросила ее, смотрит ли она на свое отражение в витринах магазинов, когда останавливается у светофора. К удивлению Бритт, она ответила: «Конечно, нет». Но сегодня она смотрела. В ответ ей улыбалась элегантная женщина в дорогом пальто с поднятым воротником, в черных очках и с аккуратной челкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154