Девушка должна делать то, что хочет, думала я, прыгая в «понтиак» и молясь, чтобы машина завелась. С какой стати мне отказывать себе в маленьком удовольствии, в маленькой радости в этот непростой в моей жизни период? Кому от этого будет плохо? Шэрон ничего не узнает, значит, и мама ничего не узнает. Никто ничего не узнает, потому что это будет только раз. Всего одна ночь, проведенная вместе двумя взрослыми людьми по взаимному согласию. Одна ночь. Что тут плохого"?
Дрожащими руками я вела машину по бульвару Макартура до моста, связывающего Хатчинсон-Айленд со Сьюел-Пойнтом. Возле фонарного столба я свернула налево, на Саус-роуд, и поехала по ней, вместо того чтобы пересечь ее и выехать на Ривер-роуд, где жила мама. (Не дай Бог, она или Шэрон выглянут в окно и увидят мою машину.)
Я мчалась почти до самого дома Джеффри и лишь на подъезде к нему притормозила. Мои руки так взмокли, что скользили по рулю. До меня вдруг дошло, что после того, как я отклонила его приглашение, он мог позвать кого-нибудь другого. Вполне возможно, он сейчас не один.
Я остановилась около дома Джеффри, высунулась в окно машины и пристально оглядела окрестности. Хотя луна светила вовсю, на улице было темно, но я все же разглядела, что на подъездной аллее никакой другой машины нет. Сочтя, что путь свободен, я вылезла из машины и двинулась дальше.
С облегчением заметив, что дом Джеффри не освещен снаружи, я сделала вывод: он никого не ждет. Но в темноте было трудно разглядеть дорогу, и оставалось лишь надеяться, что я доберусь до его дверей, не врезавшись в какую-нибудь пальму.
Может, его и дома-то нет, размышляла я, подбираясь ближе к дому. Я вся дрожала от предвкушения. И чувства вины. Да, теперь я чувствовала себя виноватой, очень виноватой из-за того, что нарушаю наше с Шэрон соглашение.
«Тебе должно быть стыдно за себя, – сказала я себе. – Скверная девчонка».
И тут неподалеку от двери я что-то услышала. Какой-то шорох среди деревьев.
Я вздрогнула, все еще не оправившись от страха после взлома моей квартиры. Через несколько секунд сообразила, что это, скорее всего, енот или опоссум, а может, еще какая-нибудь из ночных тварюшек, которые отравляют существование обитателям Сьюел-Пойнта, перерывая их лужайки и гадя в бассейны.
Я подошла ближе к двери и уже протянула руку к медному кольцу, чтобы постучать, как шорох стал громче.
На сей раз я не удержалась и ахнула, наконец разглядев, что тварюшка среди деревьев вовсе не енот, а Шэрон.
– Какого черта ты тут делаешь? – прошипела она, вылезая из зарослей и стряхивая со своего жутко тесного свитера прилипшую пальмовую труху. Судя по глубине выреза, Шэрон оделась вовсе не для того, чтобы стричь деревья.
– Какого черта я тут делаю? – переспросила я, пытаясь – безуспешно – не повышать голоса. – Это ты крадешься аки тать в ночи.
– Вовсе не крадусь. Я иду, – огрызнулась она. – Да-да. Я прогуливалась после ужина в окрестностях и случайно оказалась возле дома Джеффри. Услышав звук машины, я подумала, что к нему приехали гости. Ну и – хм – убралась с дороги.
– Ты спряталась! – укоризненным тоном заявила я. – Увидев, кто это, ты спряталась, поскольку знала, что нарушаешь нашу договоренность.
– Я нарушаю соглашение? – Шэрон яростно сверкнула глазами. – А сама-то? Сказала маме, что не можешь прийти на ужин, потому что тебе нужно та-ак много вещей распаковать. Распаковать, как же! Ты пила. Oт тебя разит, как из бочки.
Ну и толку от этого освежителя дыхания?
– Слушай, Шэрон, пора тебе узнать правду. Я приехала сюда, потому что Джеффри позвал меня. Он пригласил меня на свою яхту. На круиз под луной. Мне не приятно говорить тебе это, но интересую его я. Шэрон рассмеялась. Точнее, раскаркалась.
– Мне неприятно говорить это, сестренка, но сегодня днем Джеффри сообщил мне, что он хочет меня. Он сказал, что любезен с тобой из-за мамы. И потому, что ты показалась ему такой…
– Какой?
– Более увлеченной. Нет. По-моему, он сказал покладистой, вот.
Я обалдела. Исключено! То, что говорит Шэрон, просто не может быть правдой. Джеффри наверняка не стал бы скармливать нам обеим одинаковое дерьмо. Или стал бы?
– Ты годами третировала меня, – заявила я. Мы стояли нос к носу у дверей. – Ты сделаешь что угодно, скажешь что угодно, лишь бы досадить мне.
– А как насчет того, как ты третировала меня? Ты единственная из всей семьи не приехала на выпускной к Норману, не забывай об этом.
– В тот день я лежала с простудой, – заорала я. Мы уже обе орали. – С температурой тридцать девять!
– Да ну? – фыркнула Шэрон. – Когда ты в прошлый раз прикрывалась этой самой температурой, то называла цифру тридцать восемь!
– Не важно. Суть в том, что ты вечно критикуешь меня, вечно на меня наезжаешь. Что бы ни делала, я всегда получаю от тебя ушат помоев! Если бы не история с выпускным вечером Нормана, ты все равно нашла бы, к чему придраться: к моей работе, моему образу жизни. И эта твоя ненормальная уверенность, что ты куда лучшая дочь, чем я.
– Ну вот, теперь я уже ненормальная. Как мило! Ежу понятно, что это ты вечно на меня наезжаешь. Ты хоть слышала себя, когда высказывалась по поводу моих бывших мужей? Ну, случилась у меня пара неудачных браков. И что?
– Не пара. А три.
– Какая разница? Только ты всегда наезжаешь на меня из-за этого. А теперь – из-за Джеффри. Милого, славного Джеффри. Тебе интересно, выйду ли я за него замуж, да?
– Нет, Шэрон. Мне интересно, по-прежнему ли ты ревнуешь меня к папе.
– К папе? А он-то тут при чем?
– Однажды ты заявила мне, что он для тебя умер в тот день, когда я родилась. Не припоминаешь, Шэрон?
– Нет.
– Однако ты это заявила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92