Вырвавшись, Женька забилась в угол дивана и бросила оттуда:— Ты сам лжец!— Я не врал тебе ни единого раза!— Ты просто умалчивал правду, — скривилась она. Илья потер виски и опустился на другой край дивана.— Какую правду?— Не важно. Теперь не важно. Все равно бы у нас ничего не получилось, — вырвалось у нее.Она не знала, зачем пришла к нему, зачем не спала всю ночь, зачем сейчас не смотрит на него и говорит глупости, в глубине души все еще надеясь, что он бросится разубеждать ее, поклянется в вечной любви, и тогда все станет ясно и понятно.Но так бывает только в детстве. Там, где черное и белое не имеют никаких оттенков, там, где радость и горе взахлеб, без оговорок, а будущее четко определено и носит название «прекрасное далеко».Каких гарантий она ждала? Какие слова жаждала услышать?Да никаких, вот в чем парадокс.Больше всего на свете ей хотелось уткнуться лицом в его ладони и задохнуться от счастья. Навсегда или на мгновение не имело значения.Тогда почему в голове мутится от слез, и сомнения рвут душу в клочья?!Женька встала и высунулась из окна, жадно заглатывая утренний, прохладный воздух.— Наверное, будет дождь.— Может, еще и не будет, — торопливо сказал Илья.Так и подмывало спросить, с чего она решила, что у них не получится и что конкретно не получится.Нельзя. Слишком опасно. Он давненько не вел таких разговоров, если точнее, — никогда, — и был совершенно неподготовлен к ним. Безоружный, уязвимый, — разве он мог себе это позволить?!Адвокат Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. Уместная импровизация приносила свои плоды и выручала не раз.Циник Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. В постели с девицами время от времени он вступал в беседу и с успехом поддерживал любые темы, и это было легко и ничего не значило.Зануда Илья Михалыч Кочетков, пожалуй, мог. И гнул бы свою линию до последнего, в надежной кольчуге, при забрале не страшно упорствовать.А сейчас попросту нельзя. Риск — благородное дело, если это оправданный риск. Илья твердо знал, что рискует чем-то большим, чем несколькими днями, которые они могли бы прожить вместе, в одной постели, на одной волне.Он кожей чувствовал ее ожидание и с досадливой угрюмостью смотрел в напряженную спину, понимая, что изменить ничего невозможно. Ей нужно что-то, чего он не в силах дать. То ли потому, что не умеет давать, то ли потому, что сам боится остаться ни с чем.Думать об этом было противно.А не думать — трусливо.Вообще-то, Илья считал, что давно смирился с тем, что он далеко не храбрец. Уговорил себя принять данный факт, как неизбежность. Если тебе тридцать шесть, за плечами всегда найдется нечто пугающее, опасное, просто неприятное, что в будущем ты старательно обходишь за тысячу километров, от чего прячешься за циничной ухмылкой и легкомысленными, ничего не значащими фразами.У него виртуозно это получалось.И только в редкие минуты откровений он признавал, что эта страусиная тактика из обычной защитной реакции превратилась в стиль жизни.Чего ради сейчас рисковать всем, что долгие годы служило ему опорой и утешением? Независимостью. Свободой выбора, когда в любой момент можно уйти и жить, как прежде, без сожалений, без полынной горечи во рту, без окаменевшего в сердце разочарования.С ней он будет другим, он уже другой, и это странно, а он так не любит странностей!— Та женщина в аэропорту… Рита… она много для тебя значит? — не оборачиваясь, спросила Женька.Так в этом все дело?!— Нет, — ответил он.Голос дрогнул от внезапного облегчения и одновременно от нахлынувшей злости. Стало быть, она уже взялась его контролировать? С какой стати, позвольте? Или это ревность? Но почему, по какому праву?Все так запуталось, и ему даже в голову не пришло, что ревновать можно без повода и без прав.— Нет? — переспросила она, повернувшись. В ее глазах он увидел только недоверие.— А что, это так важно? — спросил Илья, разозлившись окончательно. — Я спал с ней, вот и все.— Да?! — она отшатнулась. — Со мной ты тоже спишь, вот и все.— И что тебя не устраивает?Ее лицо некрасиво передернулось, словно сдавленное на миг чьей-то невидимой рукой.Она сейчас уйдет, понял он мгновенно.— Малая, послушай, я…— Не называй меня так, — зрачки ее угрожающе сузились, — не смей, понял?Илья вытер вспотевшие ладони о брюки.— Я не хотел так говорить. Про то, что я просто сплю с тобой. Это неправда.— А что правда?Она загоняет тебя в тупик, панически заверещал кто-то внутри него. Ей нужно все и сразу, а так не бывает. По крайней мере, с тобой точно не бывает. Ты не умеешь. Ты не знаешь. Ты не хочешь этого, ведь тебе есть, что терять. Вспомни, — твоя свобода. Ну, вспомнил?!— Жень, послушай, прошло еще слишком мало времени…— Слишком мало для чего? — тут же спросила она, мысленно четвертовав себя за это.Илья тряхнул ее за плечи, делая больно.— Да перестань ты меня перебивать, балбеска малолетняя! Тебе двадцать лет, у тебя вся жизнь впереди! Это сейчас тебе кажется, что я — мужчина твоей мечты, а завтра выяснится, что ты предпочитаешь блондинов или кого помоложе!— Перестань меня трясти! — завопила она. — Мне плевать на блондинов!Он не слышал. Он раскачивал ее из стороны в сторону и надрывался:— Ты забудешь, ты молодая, красивая, смелая, у тебя получится забыть. А что стану делать я?!— Отпусти меня, трус несчастный! Что он будет делать? Почему я должна об этом думать? Я тебя люблю и хочу быть с тобой, но решать, что тебе делать со своей жизнью, я не собираюсь! Это твоя жизнь, понял?!И тогда Илья разжал пальцы, в тот же миг осознав с отчетливой ясностью — она не права. Его жизнь уже не его. В ней слишком много изменилось, чтобы считать ее прежней, принадлежавшей ему безраздельно, когда только от него зависело, когда, почему и зачем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81