Тина насторожилась почему-то. …И ты, должно быть, влюблена.А я? А я, должно быть, нет.В твои глаза пришла весна —Чужая ночь открыла окна,И ты совсем уже пьяна,А я? А я с похмелья дохну. Что же это, а? Слова, вылетающие из приемника, знакомой тоской ложились на сердце, знакомым трепетом заставили дрогнуть пальцы. Что это, что? В твои глаза пришла весна —Чужой рукой поставлен зуммер,И ты немножечко больнаА я? А я немножко умер. Как будто она узнала в толпе силуэт, и размах плеч показался похожим, и походка была его. А решившись окликнуть, Тина увидела чужое лицо.В полном смятении она уставилась на замолчавший приемник.Это были его стихи, и… одновременно — не его. Черт, и почему она так плохо разбирается в стихах, окончила бы филологический, изучила бы поэтические принципы — или как там они называются?Его слова-то! Не все, но многие, целые фразы, целые куски, выдернутые с газетной полосы тринадцатилетней давности.— Это кто пел? — догадалась все-таки спросить она у водителя.— Понравилось? — уточнил он, словно сам только что томно выдыхал в микрофон, — группа «Скифы», молодые совсем ребята, а вон какой хит забацали, правда, это их первый альбом, еще неизвестно, че потом…— Извините, — перебила Тина, — мне нужно позвонить.— Мам, ты папе? — подпрыгнула Ксюшка. — Мам, ну не говори ему пока, не расстраивай.— Нет, я не папе. Остановитесь, пожалуйста, возле Макдональдса. И подождите нас, мы скоро.Вручив Сашке с Ксюшкой по мороженому, Тина отошла в самый тихий угол и, бдительно наблюдая за детьми, на ощупь вытянула из сумки телефон.Так, записная книжка, вот она.Черт, где же он был, номер его мобильника? Неужели стерла? Впечатлительная идиотка! Только барышни шестнадцати лет демонстративно сжигают страницы с номерами телефонов бывших возлюбленных.Что там с карапузами? Еще не передрались, и слава богу!Издалека погрозив Ксюшке, которая пыталась взобраться на пластикового клоуна, Тина продолжила поиски.Есть. Можно себя поздравить.— Привет, — шепотом сказала она, когда Морозов сердито бухнул в трубку «слушаю».— Ты? — изумился он. — Я звонил тебе, но…— Я сменила номер, — быстро пояснила она. Последовательная девушка, ничего не скажешь!Свой номер поменяла, а морозовский так и не удалила из записной книжки!— Морозов, ты меня не перебивай, хорошо? Я сейчас кое-что узнала, и тебе обязательно надо… в общем, ты тоже должен знать. Помнишь, я тебя спрашивала про стихи? Ты же писал раньше стихи, правда?— Ну, — ошарашенно промямлил он.Она передохнула.— Вот. Я их запомнила, понимаешь? То есть не их, я прочитала-то всего одно стихотворение, но запомнила. А теперь… Это называется плагиат, и ты просто обязан привлечь их к суду, понимаешь? Я уж не знаю, где они откопали твои стихи тринадцатилетней давности, но факт остается фактом. Я сама только что слышала.— Что слышала-то?— Песню. На твои стихи. Они кое-что переделали, но узнать все равно можно! И если ты найдешь хорошего адвоката… Хотя, конечно, у нас с авторским правом беда! Но можно попробовать. А то, что же это получается, какие-то «Скифы»…— Тина, я понял, понял, — торопливо перебил он, — ты решила, что они у меня украли тексты?— Да, — прошипела она. — Самым подлым образом!Он расхохотался.— Ты должен приехать в Москву и во всем разобраться!Возмущение прямо-таки перло из нее, и Тина никак не могла говорить спокойно, с яростного шепота резко переходя едва ли не на крик.— Я никуда не поеду, — сказал Олег.— Что-что? Я тут распинаюсь, а ему все равно! Это твои стихи, Морозов, можешь сам послушать! Группа «Скифы», первый альбом и пока единственный, купи и убедись!— Зачем?— Тютя! У тебя из-под носа тексты тырят, а ты даже приехать не можешь!— Зачем мне куда-то ехать? — спокойно проговорил Морозов. Тина чуть не захлебнулась возмущением, и тогда он добавил: — Я и так в Москве.Она помолчала некоторое время. Убедилась, что Ксюшка слезла с клоуна и теперь вполне мирно жует мороженое, а Сашка пытается поделиться своей порцией с Кузей — или Грильдригом. Со стороны это выглядело так, словно ребенок кормит с ложечки собственный рюкзак. Тина тоскливо улыбнулась и подумала, не закончить ли разговор к чертовой бабушке.— Издеваешься, значит, — хмыкнула, наконец. — Мог бы сразу сказать.— Ты не спрашивала, — хмыкнул и он и, не сдержавшись все-таки, выпалил: — Ты не отвечала на мои звонки, ты сменила номер, ты уехала из дома, ты ни разу не поинтересовалась вообще, жив ли я!— А что бы тебе сделалось? — пробурчала она. — По-моему, мы нормально попрощались.— Только я не хотел прощаться, вот в чем дело, Валентина Викторовна! Насчет текстов можете не беспокоиться больше, это действительно мои старые стихи, слегка подправленные.— Так ты знал?!— Я сам их продал. — Он устало вздохнул.— А почему ты остался в Москве? Из-за этих «Скифов», да? — быстро спросила она.— Иди к черту, — ответил он, и в трубке зазвучали короткие гудки.Она несмело улыбнулась. Значит, в Москве. Значит, звонил, и прощаться вовсе не хотел.Она потом подумает, почему так радуется, а сейчас просто будет радоваться, вот и все. ГЛАВА 37 Он жил без нее много лет и получал удовольствие от жизни. Правда, для этого ему пришлось измениться, сломить в себе многое — черты ли характера, взгляды или просто привычки. То был инстинкт самозащиты, ведь остаться прежним значило бы продолжать любить ее. А поверить в то, что любовь однажды закончится, пройдет, было невозможно. Поэтому Олегу пришлось избавляться от самого себя, впустившего в сердце боль.Ему достаточно быстро удалось приноровиться к себе — обновленному. В конце концов, он всегда любил жизнь. Люди в большинстве своем не приводили его в восторг, но и дикого раздражения не вызывали, просто с ними было скучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68