Он смотрел, как ползут крохотные брильянтовые стрелки по циферблату, и слышал дыхание бездны. Он падал туда, кубарем, безвозвратно. Он уже не мог остановиться. ГЛАВА 33 Рассвирепевшая, она ничего не соображала, и вместо того чтобы отправиться на работу, почему-то поперлась домой. Дура! Только на пороге вспомнила, что именно здесь существует благополучно обманутый муж, уверенный, что после банкета женушка поедет восстанавливать силы к массажисту, а потом в салон красоты, после чего помчится совершать обычный трудовой подвиг. Именно так она поступала с тех пор, как завелся «Промо-ленд». А чтобы потерять время, перед работой заскочив домой — об этом и речи не было!То-то Ефимыч сейчас удивится! Но удивилась мама.— Агриппина Григорьевна? — прокричала она из кухни. — Это вы? Что так рано?— Это я, мам, — буркнула Тина, скидывая сапоги.Мать выползла в коридор с капустными лепестками на лице. Наряду с «Золотыми линиями» она практиковала и народные средства. До кучи, как выражалась Вероника.— А Ефимыч сказал, у тебя банкет, — удивилась мать из-под капусты.— Что ж я теперь и дома не могу появиться?! — немедленно окрысилась Тина. — Он где?— Кто?— Мой муж!— А… так он на лекцию пошел. Какой-то ученый наш с Запада пожаловал, вот и…— Так наш или с Запада? — перебила Тина, хотя ей было плевать.Мать оторвала кусочек листика и задумчиво погрызла.— Да вроде наш. Наверное, просто эмигрант.— А Сашка с Ксюшкой чего? Спят?— Как суслики.Тина прошла на кухню, принюхалась. Так и есть — ничем съедобным не пахнет, зря она на завтрак надеялась.— Мам, а чего ты не готовишь никогда?— А ленюсь, — легко призналась мама, — хватит, наготовила я за свою жизнь! Ох, дочка, я бога не устаю благодарить, что ты у меня такая удалась.— Какая? — насторожилась Тина.— Хваткая. Сильная. Не то что Верка, той только повыть бы, любой ее с ног свалит, а ты вон сколько вынесла, а не сломалась!Мама, мама! Сломанную-то вещь починить можно, запчасти поменять и — вперед. А что делать, если вещь сгорела? Совсем. Кучка пепла на память, и все. Остается только заново возрождаться, как птица Феникс.— … Да, ты, Тиночка, сильная! Не бережешь себя совсем, у меня вся душа за тебя изболелась, вон, валерьянку литрами пью, и давление скачет, прям беда! А еще Верка, паразитка, нервы истрепала! «Мама, зачем ты только меня, такую уродину, родила!»А она не уродина, а дура! До тридцати лет с мужиками не научилась обращаться, а вот матери душу наизнанку выворачивать слезами своими — научилась! Эгоистка! А Ефимыч твой! Как сгрызутся с ним, мне прям деться некуда, и…Это называется «Дайте жалобную книгу». Тина давным-давно научилась не принимать близко к сердцу материнские стенания. Иначе можно было сбрендить от несовершенства этого мира в целом и их семьи — в частности. Еще пара завываний, и мама перейдет к вопросу воспитания детей, перемоет косточки Агриппине Григорьевне, потом — соседям и непременно закончит убийственным выводом, что у героев эпопеи «Просто Мария» или «Новая жертва» проблем побольше — да, побольше! — а ведут они себя не в пример благородней и не заставляют своих матерей валерьянку литрами глотать — нет, не заставляют!Тина сама ее разбаловала, это было ясно. А мама в свою очередь разбаловала Веронику и детей заодно. Ефимыч разбаловался сам. Действительно, семейка — будьте-нате!Кто бы еще Тину побаловал, а?Нет желающих? Ау!— Мам, — прервала она страстный монолог плакальщицы, — а ты ни с кем из Бердска не переписываешься?— А зачем? — удивилась та.— Ну, у тебя же там подруги были, друзья.— Какие друзья, Тиночка! Отцовы собутыльники да мои девки с работы, так они от зависти, когда мы к тете Клаве собрались, чуть меня на кусочки не порвали! Виданое ли дело, в Москву перебраться за здорово живешь!— Так ты больше с ними не общалась?Мать презрительно поджала губы вместо ответа. И вдруг спросила:— А что это ты, дочка, вспомнила вдруг?— Да вот, вспомнилось, — Тина была само спокойствие. — Я же все-таки была там недавно, в Новосибирске, конечно, не в Бердске, — соврала она на всякий случай.— Ну да, ну да, — закивала мама, — все-таки родина, правда? А у меня вот, знаешь, как отрезало! Вот прилетела бы щас туда, наверное, и не екнуло бы нигде! Столько всякого горя было!— Мам, а…Как же спросить, как? И стоит ли вообще снова копаться в этом? Ни разу в эти безумные дни Тина не вспомнила о том кошмаре на бердском кладбище, и о старушке в морозовской квартире тоже не вспомнила. Кстати, могла бы спросить у него. Уж про свою собственную квартиру он должен был знать. Мог бы объяснить, почему не стал жить там.Что же это она не полюбопытствовала?А впрочем, какая разница!Важно совсем другое.— Мам, а когда я уехала, что там было?Мать посмотрела как-то странно, словно сквозь Тину. Вспоминала что-то, и было заметно, что эти воспоминания причиняют ей боль.— Зачем, дочка, старое ворошить?Тина вскочила из-за стола.— Так я не поняла, значит, на самом деле что-то было? Что-то, кроме того, что Морозов меня бросил?— И фамилию помнишь, — покачала головой мать, — хотя, конечно, конечно… Ой, доченька! Виновата я перед тобой, наверное, да уж не воротишь ничего! И Ефимыч твой…Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Тина закричала страшным шепотом:— При чем тут Ефимыч?!— Да ни при чем, — отмахнулась мама, — просто не встретила бы ты его, если бы иначе все повернулось, а так вот он, с тобой, туточки. И где б ты мужа лучше нашла? То, что с Вероникой-то они лаются, это не беда. Зато он с тобой ласковый, бережет тебя, доченька. А это дорогого стоит, ты мне поверь, вот папа твой…— Знаю про папу! Ты другое хотела рассказать. Рассказывай.И мать рассказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68