Очень хорошо. Не придется прорываться в гостиничный номер. Морозов подумает о ней и спустится сам, и уже скоро, совсем скоро, в сверкающем холле она его увидит.Вероятно, его мысли на самом деле были о ней. И этих мыслей оказалось так много, что они вывели Морозова дальше гостиничного коридора.Он маялся на парковке. Она не стала дожидаться, пока таксист остановится.— Эй, дамочка, — взвыл тот, когда пассажирка вознамерилась выпрыгнуть на ходу, — а деньги?— Спокойно, — подоспевший Олег протянул пачку банкнот.Разглядев их, водитель поспешил смыться, пока этот чокнутый не опомнился.— Что у тебя с телефоном? — прошептал Олег в ее губы. — Я чуть с ума не сошел!— Сошел, — возразила она и пояснила все же: — Просто связи не было.— Будет. Будет связь, — многообещающе прозвучал его голос.— Морозов, ты пошляк!— Я всего лишь сошел с ума. Ты сама сказала.— Как здесь красиво! — Она решила проявить интерес к окружающему миру. — Очень впечатляет.— Что тебя впечатляет?— Ну… все эти… штучки…Тина обвела рукой холл. Олег улыбнулся и потащил ее к лифту, где какой-то приличного вида джентльмен помешал их поцелую быть достаточно откровенным. ГЛАВА 32 Они лежали на голубых гостиничных простынях.— Знаешь, я чуть не умер, когда он взял тебя за руку, — вдруг сказал Олег.— Не умер же, — откликнулась она с тихой досадой, — и нечего говорить о моем муже. Понял? Я тебе запрещаю!Ее муже! Она запрещает!Он сжал челюсти, словно бульдог.— Я никогда не изменяла ему, — сказала Тина, нарушив собственное табу.— Почему?По кочану, блин! Она набрала воздуха в грудь, чтобы произнести это вслух. И не стала. Вместо этого спросила:— А это важно?— Нет, — быстро ответил он. Слишком быстро, чтоб это было правдой.— Олег, какая разница на самом деле? Неужели тебе не все равно? Или ты хотел бы, чтоб я огласила полный список? С адресами и телефонами…— Давай не будем, — поморщился он.— Не будем что?— Ругаться.— Мы не ругаемся.— Мы ругаемся, черт тебя подери!— Это тебя подери, глупый осел! Собственнические инстинкты включились? Ты мне никто и звать тебя никак, понял? — Тина рванула с кровати. — Отдай мою ногу!Олег перекатился на бок, придавив ее обратно.— Не отдам! Она мне нравится!— А ты ей — нет!— Ври больше!Тина сосредоточилась на изучении потолка, осознав вдруг, как нелеп весь этот разговор. Как нелеп и как… как он ей нравится.— Посмотри на меня, а? — попросил Морозов.— Не буду. Ты на меня давишь.В прямом и переносном смысле. Она была не готова к его ревности. По большому счету, она и к нему самому была не готова.И вот еще что — они действительно ругались. Будто бы супруги, прожившие вместе тридцать лет и три года!— Прости, пожалуйста, — в его голосе не слышалось сожаления, — если хочешь, я ни слова больше о нем не скажу. Он мне вообще по фигу!И тут же действительно перестал думать в этом направлении, потому что мысли о ней были намного приятней.— Кстати, как твоя презентация? — спросила Тина.Он улыбнулся, словно нашкодивший мальчишка.— Не знаю.— Ты что, там не был? — подпрыгнула она. — Я, конечно, знала, что ты безответственный тип, но не до такой же степени!Это было подозрительно похоже на ворчание любящей, но сварливой женушки.— Успокойся, был я там, был. Просто чуть не заснул от скуки, вот и не помню ни черта.— Подари мне книжку с автографом, а?— И всего-то? А я уж приготовился достать луну с неба.Это было подозрительно похоже на обещание любящего, но рассеянного супруга впредь выносить мусор без напоминаний. Потом этот якобы супруг встал с постели и направился к магнитоле.— Что ты собираешься делать? — подозрительно спросила Тина.— Сейчас… — пробормотал он.— Думаешь, здесь есть что-нибудь приличное?— У меня с собой было.— Звучит, как признание алкоголика, контрабандой протащившего бутылку в пристойное заведение.— Да ладно, — расхохотался он, — иди сюда. Иди, иди.Касаясь друг друга голыми боками, они встали у магнитолы, в чьей пасти сгинул диск.— Что там? — нетерпеливо спросила Тина.— Подожди.Их взгляды переплелись, а через секунду будто стены раздвинулись, комната исчезла, и только снег, снег был повсюду. Он не падал, не кружился, он обнимал этот мир белой ласковой прохладой, подбирался к самому сердцу, брал душу в ладони, и баюкал, и ни страха, ни боли, ни крошечного сомнения не оставалось — только грусть, что однажды снег растает.А сейчас… Они слушали скрипку.…Неважно, что случится потом. Она готова пропасть, погибнуть уже в следующую минуту. Это он научил ее жить сейчас, и творить чудеса, и, взмывая к небесам, не бояться упасть.Нет, неважно, что случится потом!..Но потом, заглушив скрипку, пробили часы, и Тина моментально почувствовала себя Золушкой. Олег перехватил ее взгляд.— Я уже одеваюсь, — он выставил ладони, — только не кричи!— Я не кричу! Ты бы мог сказать, что уже так поздно!— Я не знал!— Черт! И мобильный отключен! Два часа ночи! Да мои, наверное, уже все больницы обзвонили!— Скажешь, что стояла в пробке, в Москве всегда бешеные пробки!Она вдруг успокоилась, взглянула на него тоскливо.— Это не пробки, это мы — бешеные. Мы с тобой бешеные, Морозов!В ту ночь, выслушав гневную отповедь мужа и подвывания матери — «ты же знаешь, у меня давление, ты могла позвонить, моя милая, и вообще нельзя так работать, у тебя дети, и старая мать, ты должна думать о них, то есть о нас!» — Тина устало решила, что с нее хватит.Еще полчаса назад, стоя у ворот ее дома, они целовались и повторяли — почему-то шепотом! — «завтра, завтра, завтра». А теперь она решила — никакого завтра не будет. Надо заканчивать этот бред. И нечего тянуть время! Тело — его внезапный голод — она сможет усмирить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68