То улыбалась, то хмурилась, то фыркала пренебрежительно. Как будто спорила с самой собой.— Ничего. Ты завтракай, не обращай на меня внимания.— Я и так не обращаю, — проворчал он и полез за Машиным пайком.— Морозов, а ты стихи еще пишешь? — вдруг спросила Тина.Он закашлялся.— Почему «еще»?— Ты же раньше писал. Я как-то случайно на них наткнулась. Извини.— Извиняю, — ухмыльнулся он. — Сама понимаешь, молод был, пылок. Сейчас не до этого.— Значит, только прозу строчишь?— Угу.— И как? Пользуется популярностью?Ей на самом деле было интересно.Олег пожал плечами.— Я точно не знаю.— Ой, врешь! Кокетничаешь! Разве бывает, чтобы писатель не знал, как раскупаются его книжки?Ее игривый тон застал Олега врасплох, и он снова поперхнулся.— Ты ешь, ешь, — разрешила Тина, и тут же потребовала ответа на следующий вопрос. Дескать, откуда сюжеты господин Морозов черпает.— Из жизни, — нервно откликнулся тот.— Морозов, а чего ты нервничаешь? — издевательским тоном поинтересовалась она.— А того! — сказал он и замолчал, поглощая бутерброды.Однако Тине было никак не уняться.— Так ты мне книжку с автографом подаришь? Типа, старому другу, на долгую память… Как там у вас, господ писателей, принято, а? — Она подалась вперед и с притворным восхищением уставилась ему в рот.— Хватит ерничать, пожалуйста, — попросил Морозов. — И делать вид, что между нами ничего не было.Тина сжалась, как будто перед броском, как будто собиралась немедленно бежать — далеко и не оглядываясь.На лице ее проступила паника.Но через секунду Олег заметил, что она взяла себя в руки.— Было, — выдавила она, — тут не поспоришь. Я только не понимаю, Морозов, что ты хочешь от меня?Все, сразу подумал он, провел ладонью по лбу, и ладонь стала влажной.— Так я жду, — зло напомнила она. — Может, для тебя случайный секс в поезде — дело обычное, а я впервые в жизни мужу изменила! И, пропади все пропадом, я теперь не знаю, не знаю…— Ты знаешь! — заревел он. — Ты знаешь, что это был не случайный секс.— Ну да, запланированный, — усмехнулась она сквозь отчаяние. Ирония — вот последнее, что ей оставалось.— Эх ты, трусиха! — выдохнул Олег и пересел к ней.Она отвернулась. Но он уже видел все, что могло бы иметь значение. Он уже многое понял. Улыбнувшись, он обнял ее.— Чего ты боишься на этот раз?— Отстань!— Меня?— Отпусти!— Себя?Она всхлипнула. Как-то так получалось, что рядом с ним она позволяла себе быть слабой.— Морозов, ты меня презираешь?Столько горечи было в ее голосе, что теперь испугался Олег. Что она придумала себе?— Дура! Ну какая же ты дура!— Я правда не знаю, что теперь делать, — едва слышно пробормотала Тина и посмотрела ему в глаза.Как будто запрокинула голову в небо. И оно — тяжелое и хмурое — просветлело от ее взгляда.— Ты очень красивая, — моргнув, сказал Олег.— Не ври!— Правда!Он медленно притянул ее к себе. У нее был еще шанс освободиться… А еще были его глаза совсем близко, и его тепло, и надежность плеча.И так хотелось вспомнить, каково это — беспечно, уверенно прильнуть к его плечу!Она поняла, что сейчас заплачет, и опустила ресницы. Вместе со слезами ее покидали страхи, сомнения, боль. Только он остался с ней, только он.Нежность растянула секунды в года.Держа в ладонях смуглые щеки, он думал, что мог бы смотреть бесконечно на эти губы, на пронзительность скул, на стежки морщин, на тонкие веки, прикрывшие бездну. Смотреть, как упрямится подбородок и удивляются брови.Смотреть и подмечать детали — трогательные, смешные, разные.Он мог бы смотреть на нее неотрывно. Но насмотреться — не мог.Тина осторожно открыла глаза и увидела его.За окном мельтешила зима, поезд трудолюбиво грохотал колесами, на столике подпрыгивал пластмассовый стаканчик.Они глядели друг на друга, спутавшись руками, ногами, вздохами.А потом — словно в одну секунду разверзлась небесная хлябь.…Теперь все получалось как-то иначе — медленно, связно, восхитительно бесстыдно. Каждое движение было отчетливо, каждая складочка, каждый изгиб раскрывался навстречу жадным губам и пальцам.Тина вдруг обнаружила, что в нем не осталось прежних мальчишеских острых углов, а весь он — плотный, складный, налитый жизнью. И эта жизнь сейчас принадлежала ей!Так же ликуя, Олег забредал в незнакомые переулки ее тела. И нежили пальцы сочную тяжесть груди, что раньше легко умещалась в ладони, и было губам горячо на рубце внизу живота, на окрепших бедрах… ГЛАВА 28 Наверное, кто-то из них, а может быть, оба не сдержали птичьей — секундной, страстной — песни на взлете. И в стену загрохотали возмущенные соседи.Тина засмущалась, но хихикнула невольно, когда Олег в притворном ужасе принялся пихать ее в угол, приговаривая:— Быстро, быстро, сейчас придет полиция нравов!— Дурак! Олег, ну, правда же, неудобно!— Извини, — он вытащил ее из угла и пристроил у себя под боком.— Да не это неудобно, — поморщилась она.Он как будто задумался.— А что?— То самое, — пробурчала она под нос. — Неприлично.Олег сделал вид, что не слышит. У него было занятие поинтересней. Ленивыми пальцами он забрался в шелковистую упругость ее волос, и носом терся в плечо, смутно мечтая скоротать вот так остаток вечности.Тина, разом обмякнув, прикрыла глаза.Да леший с ними, с соседями!— В каком ухе у меня звенит? — с тихим азартом вдруг прошептал Олег. — Только точно угадай. Я тогда желание загадаю.Он уже знал, какое.Чтобы поезд никогда не останавливался.— В левом, — поразмышляв, заявила Тина.— У, — протянул он разочарованно, как будто дорога на самом деле могла не кончаться.— Тогда в правом, — серьезно предположила она, приподняв голову, чтобы посмотреть на него.— Вот сейчас правильно, — кивнул Олег с важностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68