! — вскипел он. — Разуй глаза! Я тебя не соблазнял! И сейчас вовсе не кичусь этим, ясно?! Меня распирает не от гордости, как ты предпочитаешь думать! Бедная овечка!— Ты назвал меня овцой?! — сощурилась Тина.— Назвал, — согласился он, все еще негодующе раздувая ноздри.Она вскочила. То есть попыталась вскочить, потому что он не позволил, быстро опомнившись и схватив ее за плечи.— Куда ты?— В стойло! Или где там овцы тусуются!Она быстро нацепила на лицо высокомерную гримасу, означающую, что все его оскорбления ее нимало не трогают.Жаль, что было темно. Морозов никак не мог оценить ее выразительной мимики. Додумавшись до этого, Тина подала голос:— Это все, чему ты научился за годы? — язвительно хмыкнула она. — Бросаться оскорблениями?— Я тебя не оскорблял. Я выразил свое мнение.— Отлично. — Она соскочила с него.Наконец-то, догадалась! Вот ведь нелепость! Сидеть верхом на человеке, который тебя поливает грязью! И которого ты вроде бы всерьез-то и не воспринимаешь!То есть, не вроде бы. А на самом деле!— Отлично, — повторила Тина, — до свидания.— В каком смысле?— В таком, что делить постель с овцой должно быть ниже твоего достоинства, разве не так?— Не так. Иди сюда, дура глупая!Несмотря на возмущение, она все-таки удивилась:— Разве бывают дуры умные?!Черт возьми, она заразилась от него этой игрой в слова! Надо же…Тина с досадой прикусила губу.— Ну? Уберешься ты, в конце-то концов?— И не подумаю.— Тогда пойдем покурим! — позвала она.Олег улыбнулся. Резкие повороты на сто восемьдесят по-прежнему остались у нее в привычке. За последние полчаса настроение успело смениться раз десять.— Разве ты куришь? — удивился он, с неудовольствием отрываясь от размышлений о ее привычках.Впрочем, сигареты — тоже привычка.Можно подумать об этом. Можно лекцию ей прочитать о вреде курения. Или, наоборот, поднести зажигалку, смотреть, как медленно и со вкусом она затягивается, бездумно покручивает фильтр в пальцах.— Давно ты куришь? — строго уточнил он, семеня за ней по коридору.— Я не курю. Только иногда.— Стресс снимаешь, — догадливо протянул он.Она покосилась с угрозой, и Олег замолчал.Они стояли друг против друга, занавесясь дымом.Что я делаю, ругала себя Тина. Только что переспала со случайным попутчиком. Совершила, так сказать, адюльтер, остальное — никчемные подробности. Такие, например, как тринадцатилетней давности свадьба. Несостоявшаяся между ней и этим самым, дери его черти, попутчиком.Косой взгляд в его сторону.Курит и молчит.Ну, а что ж? Ламбаду ему плясать, что ли?Подробности добивают. Он ее бросил. Она его ненавидела. Сначала любила, потом ненавидела, потом научилась жить без него. И даже стала счастливой. Как там в песенке поется? «Эту боль перетерпя, я дышать не перестану, все равно счастливой стану, все равно счастливой стану. Даже если без тебя!»Дальше. Нечаянная встреча, то есть две встречи подряд. И полный разброд в голове. Черт с ней, с головой, в душе-то что творится?! Что там такое, если она позволила телу…Сердцу зябко, неуютно совсем стало, когда Тина додумалась.Получается, ни при чем душа. Плоть ее сильнее разума и души, так вот. Грустно узнать, что на четвертом десятке ты — раба животных инстинктов. Грустно, но пережить-то можно. Даже плюсы можно найти. Удовольствие, она это уже упомянула. Собственные желания, о которых не подозревала или — на которые не хотела обращать внимания. Прежде — чего уж! — они были невозможны. А сейчас — разряд, еще разряд, шоковая терапия, несказанный дурман, ошалелый пульс… Где оно раньше было? Некогда, неохота, лучше Жарова почитать… Многие, между прочим, так живут. Секс — не главное. Важно, конечно, чтобы все получалось, так у них же и получалось — нормально получалось, без огонька, правда, так и хорошо, обжечься не боязно.И после этого… вместо этого… на смену… ну, если сравнить…Пламя до небес, пепел по ветру, и снова, и опять — яростные вспышки огня, языки пожара, и каждая искра слепит, обжигает…И это — с тем, с кем нельзя.Пробормотав ему что-то, Тина вернулась в купе. Смятое белье бросилось в глаза ослепительно-белым в темноте. Как насмешка. Почему ей так показалось?Не слишком ли она усложняет на самом-то деле?Неловкость. Муки совести. Вина. Ничего подобного, нет их, только маета какая-то. Словно опаздываешь неведомо куда. Или упустила из виду что-то важное. Или никак не можешь вспомнить. Что?!Она легла, а он, прокуренный, пришел еще не скоро. Постоял, потом присел у Тины в ногах.— Как ты? — спросил глухо.— Все в порядке, — откликнулась она быстро, словно ждала вопроса.И отвернулась к стене.Олег завозился, устраиваясь рядом. Тина не стала сопротивляться.— Я кое-что должен тебе рассказать, — спрятав сбивчивое дыхание в ее волосах, сообщил он, — завтра, хорошо?— Ты ничего мне не должен, — устало возразила она.— Ладно. Спи.Он обнял ее — отчужденную, истерзанную сомнениями и неведомыми ему страхами.А зимнее небо за окном сыпало снег, будто соль на раны. ГЛАВА 23 Ей было стыдно. Полночи она казнилась, полночи пыталась найти себе оправдания. Они были слишком незначительными, чтобы объявить амнистию.Она впервые изменила мужу.Как же ей теперь быть? Кругом виноватая, самой себе постылая, саму себя предавшая, как она с этим справится?Она так давно не страдала, так была уверена в себе, в своей жизни, где ни телу, ни душе ничего не угрожает, что сейчас ее охватила паника. Вместо того чтобы успокоиться, Тина повторяла, завороженная собственным смятением: «Ничего ужасней нельзя себе представить!»Однако утро застало ее врасплох новым открытием.Она засыпала с чувством вины, с ним же и проснулась. Она изводила себя упреками, презирая и не имея понятия, что делать с самой собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68