И не давал возможности ответить, вновь и вновь прожигая насквозь поцелуями.Кое-как они расцепились все-таки, и Алька дозвонилась. Объяснение с матерью заняло минуту, выслушивать гневное шипение на том конце провода она не собиралась.Но когда они вошли в комнату и Алька увидела в лунной дорожке очертания кровати, нетерпеливая дрожь отпустила, сладкое безумие мгновенно выветрилось из головы, оставив лишь похмельную вялость.— Ты что? — сквозь поцелуи спросил Олег. — Что случилось?Она отступила к кровати, села неестественно прямо, вдруг осознав, что перед ней — мужчина и ночь. С другими Алька не заходила так далеко. И будто прекратилось действие наркоза, каждой клеточкой она ощутила страх — бездонный ужас, скрытый до этого момента в безумии прикосновений, бешеном пульсе, напряженных сосках.Ладони ее безвольно упали на покрывало и гладили ткань, словно кошку.— Алька, что с тобой? — прошептал Олег, замерев посреди комнаты.— Ничего.— Я… я иду к тебе, — словно предупредил он.Она съежилась, хотя мечтала только об этом.Вот, сейчас с ней случится то самое, необыкновенное — как пишут в книжках, ужасное — как рассказывают одноклассницы.Бежать?!Но ей хочется остаться.Может быть, она просто не готова? И потом, они знакомы всего-то… сколько там? — десять, двенадцать часов?Но разве это — главное? А что главное?!— Давай поговорим, — мягко предложил Олег, наконец, догадавшись о ее смятении.— Да-давай.— Ты жалеешь, что приехала со мной?— Нет! — быстро ответила она.— Ты… не хочешь меня?— Не знаю, — отчаянно просипела Алька, — я не знаю. У меня такое… в первый раз.— У меня тоже, — криво усмехнулся он, думая, что речь идет о всепоглощающей, внезапной страсти.Алька пораженно уставилась на него, пытаясь разглядеть в сумраке лицо мужчины, который признался, что до двадцати с лишним лет прожил девственником. Наверняка, врет. Такой красавчик, такой умница и — до сих пор не спал с женщинами?!— Ты в армии, что ли, был? — нервно уточнила она.— Был. А что? — не понял Олег.— Ну… э… поэтому у тебя не было никого?Он судорожно закашлялся, потом присел перед ней на колени.— Алька, у меня было. То есть, были. Но так, как у нас — никогда.— Как у нас, — зачарованно повторила она и встрепенулась: — А как это?Он приложил к своей щеке ее ладонь, и, не ответив на вопрос, произнес со всей нежностью, на какую был способен:— Ты не бойся.— Ага, — кивнула она покорно.И все равно боялась. Она дрожала, зажмуривалась, придурковато хихикала и пыталась соблазнительно двигать бедрами, вспомнив вдруг, что женщине полагается принимать в любовных играх активное участие, а не «лежать бревном». В какой-то момент она даже застонала, изображая сверхъестественное блаженство. А внутри все вибрировало от ужаса.— Глупенькая, — шептал Олег ласково, — расслабься, слышишь? Ничего еще не происходит.— Да? — из последних сил удивилась она, приподняв голову с подушки.Он рассмеялся бы, если бы сам не боялся так дико. Боялся ее, боялся себя, боялся поторопиться и сделать что-то неправильно.В маленьком сибирском городке в старой коммуналке лежали на кровати два насмерть перепуганных человека.Наверное, все закончилось бы очень быстро, но кроме страха все-таки было еще кое-что, какая-то настоящая искра, из которой они раздули костер до небес. Пламя осветило все вокруг, и стала видна каждая трещинка, впадинка, родинка, каждое движение и трепет ресниц. Вот что было важно — разглядеть, почувствовать, открыться и понять с неотвратимой ясностью: так и должно быть. Ни единого вздоха было не вычеркнуть, ни единого порыва не сдержать, ни единое движение не было напрасным, лишним… Неловким — да, может быть, но — необходимым, как сама жизнь.Утреннее Алькино смущение с лихвой окупилось гордостью за себя и своего мужчину. Конечно, первые мгновения она вообще боялась взглянуть на него, и тянула одеяло к подбородку, и задавала какие-то дурацкие вопросы про площадь комнаты и вид из окна. Но мысленно ликовала, и только то, что она считала это ликование неприличным, удерживало ее от восторженных визгов и скачков на кровати.Олег не понимал противоречий, терзающих Альку, ему просто было хорошо с ней и хотелось, чтобы она чувствовала то же самое. Он впервые в жизни готов был не только брать, но и отдавать. Он сумел растормошить ее, хотя цели такой не преследовал, а только целовал губы, которые ему нравилось целовать, смотрел в глаза, в которые нравилось смотреть, гладил, тискал, смешил, потому что ее смех звучал слаще любых обещаний.— Я вечером приеду, — как что-то само собой разумеющееся сказал он, проводив Альку домой.Она кивнула. Ей хотелось остаться одной, чтобы осмыслить, какое чудо с ней приключилось. И еще — смаковать недавние воспоминания, перебирать минута за минутой прошлую ночь. И все это било через край, и Алька чувствовала, что подошла к черте слишком близко, и беспричинные слезы подступали, и предстоящее расставание казалось сладкой пыткой, а одиночество — не поймешь! — то ли спасением, то ли возмездием.Только перешагнув порог, она вдруг вспомнила, что вечером должна помогать матери и никак не может встретиться с Олегом.Отчаяние захлестнуло ее, и она непременно кинулась бы вслед за ним, но в прихожую уже выскочила мать и прошипела яростно:— Благодари бога, что отец еще спит! Если он узнает…Какая глупая угроза! Привычное возмущение прошло стороной, и Алька не стала выяснять, почему, собственно, она должна ходить на цырлах перед алкашом и мерзавцем.Вместо этого она в изнеможении прислонилась к обшарпанным обоям, не зная, как выразить свое счастье и страшась его бесконечной силы.Вглядевшись в ее лицо, мать удивленно клацнула челюстью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68