она отбросила запреты и предрассудки и наконец увидела этот живой мир таким, каким он был: живым.
Она почувствовала, что сама она тоже живая.
Все эти годы Нен Йим была абсолютным наблюдателем. Все ее поступки — даже те поступки, что привели ее сюда — были продиктованы всего-навсего профессиональным интересом. Однако при этом она никогда не воспринимала себя как часть наблюдаемой картины, как часть той великой тайны, что есть мир. Она всегда была в стороне — в стороне от своего народа, от своей касты, от своих товарищей.
Но сейчас формовщица ощущала себя в центре событий, потому что все на свете имело свой центр, и она была… счастлива.
— Вот то, чем мы должны были быть, — пробормотала она. — Зонама-Секот — это…
— Я не помешал?
Нен Йим оторвалась от своих дум и улыбнулась. Это был Пророк.
— Ты знал с самого начала, — сказала она. — Не знаю, как, но ты знал.
— Ты сделала открытие, — догадался Пророк.
— Удивительное открытие, — ответила Нен Йим. — Мне не терпиться поделиться им со всеми вами.
— Это насчет нашего избавления? — полюбопытствовал Йу'шаа. К удивлению формовщицы, ей показалось, что в его голосе она услышала саркастические нотки.
— Да, — подтвердила она. — И не только «опозоренных», а всех нас. Но это будет нелегко. Шимрра воспротивится правде.
— Ты говоришь, как я, — молвил Пророк.
— Возможно, — ответила Нен Йим. — Но когда ты узнаешь правду…
— Правда — весьма относительное понятие, — сказал Пророк, делая шаг вперед. — А иногда она и вовсе ничего не значит.
Он прикоснулся к своему лицу.
— Зачем ты снимаешь своего маскуна?
— Если это день откровения, предстанем же пред Зонамой-Секот в своем истинном обличьи. Но ты меня прервала. Я говорил о правде. Так вот, моя правда — это тщательно сфабрикованная ложь.
Последние слова он не проговорил, а прорычал, и маскун начал сползать с его лица.
— Что? — спросила Нен Йим. Маскун свалился, и под ним обнаружилось… нет, не лицо «опозоренного», а абсолютно нормальное лицо исполнителя, один глаз которого… Нен Йим вскрикнула и взмахнула рабочей рукой. В мгновение ока из пальца вырвался хлыст-жало, направленный в лицо Пророка, но тот оказался быстрее, намного быстрее — он выбросил вперед руку, и жало пронзило ее. Пророк судорожно вздохнул, зарычал и быстро завращал рукой, наматывая на нее жало, чтобы формовщица не могла втянуть его обратно для нового удара.
Затем, упершись ногами в землю, он дернул ее к себе. Нен Йим увидела, как его зрачок расшириряется до невозможных размеров, и вдруг «глаз» плюнул в нее.
«Плаэрин-бол», успела подумать Нен Йим, прежде чем струя яда поразила ее.
Мгновенно мышцы свела жестокая судорога, пульс загрохотал в ушах, как удары молота. Формовщица повалилась на землю — очень медленно, как ей казалось. Наоборот, звуки леса стали почему-то даже более громкими, а все вокруг виделось как будто сквозь кривой кусок слюды. Формовщица опрокинулась на спину и увидела, что исполнитель стоит над нею. Его лица она уже не могла разглядеть.
— Знаю тебя… — с трудом выговорила она.
— Я польщен, — ответил Пророк. — Кажется, мы встречались всего раз.
— За что? — Губы онемели, каждое слово причиняло боль, но Нен Йим знала, что, если удасться заговорить ему зубы, реагентные имплантаты в ее теле успеют выработать противоядие на токсин. Она заметила, что Йу'шаа выдернул жало из своей руки.
— За что? — переспросил он и сделал несколько шагов, очевидно, что-то ища на земле. — Слишком долго объяснять, дорогая моя.
— Но Зонама-Секот… Я… Ответ…
— Меня это нисколечки не интересует, — заявил ложный пророк. — Ты сошла с ума, ты и Харрар. Какое бы будущее ни уготовила нам эта планета, я не думаю, что это будет мое будущее. Народ может измениться лишь до той меры, когда он перестает быть собой.
— Уже… перестал.
«Нужно, чтобы он понял. Йуужань-вонги сбились с пути задолго до того, как вторглись в эту галактику».
— Знаешь, я не думаю, что это тебе решать, — недоверчиво сказал Пророк. Нен Йим вдруг вспомнила его настоящее имя: Ном Анор.
— Когда я покончу с тобой, — продолжал лже-пророк, — Зонаме-Секот не придется долго ждать. Видишь ли, ты дала мне доступ к своей кахсе — должен тебя разочаровать, я отлично понял все, что там хранится.
— Нет. Ты безумец.
Нен Йим чувствовала, что силы потихоньку возвращаются к ней. Она снова ощущала свои конечности. Ее жало по-прежнему валялось на земле.
Ном Анор наклонился и подобрал что-то у себя из-под ног. Камень.
— Надеюсь, ты простишь меня, Нен Йим, но я осмелюсь усомниться в том, что яд моего изготовления убьет тебя. Ты действительно гений. Твоя смерть станет ужасной потерей для нашего народа.
Он приблизился к ней, поигрывая камнем. Пульс Нен Йим превратился в непрерывную вибрацию; она собрала все оставшиеся силы и метнула жало в Нома Анора. Тот взмахнул камнем, раздался грохот, и одна сторона ее головы обернулась в что-то раздутое.
Второй удар показался более мягким. Нен Йим снова увидела поток картинок, которые ей показала Зонама-Секот; увидела мир, живущий в гармонии, гармонии такой совершенной, что в языке йуужань-вонгов не было слова, чтобы ее описать — хотя когда-то должно было быть. Она увидела свою руку — нормальную руку, ту, с которой она родилась. Нен Йим вдруг почувствовала себя очень юной, она будто вернулась в родные ясли — в тот миг, когда в первый раз увидела у себя эту руку и с восторгом обнаружила, что может совершать маленькие действия, двигая ею.
«Интересно, Тахири тоже это помнит?» — подумала Нен Йим. Она попробовала пошевелить пальцами, чтобы проверить, как они работают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86