Через несколько минут бегущие скрылись из виду; на улице остались лишь несколько человек, упавших друг на друга в пыли. Поднявшись, они запели, попивая вино из тех же мехов, к которым уже прикладывались зрители. Поразительно, что всем удалось избежать бычьих рогов и копыт. Я стояла, затаив дыхание.— Chica, — Мерседес сияла от возбуждения, — развлечение с бегущими быками —только начало. И так каждое утро во время фестиваля. Только здесь быки оказываются победителями, — улыбнулась она. — Позже, днем, мы отправимся на корриду. У нас приглашение в ложу знаменитого матадора, mi buen amigo Maноло Арриегаса. Его сегодняшнее выступление — гвоздь программы.— Когда-то я была влюблена в красавца матадора Жозе де Малагу, — вспомнила Элизабет и улыбнулась. — Всегда называла его Жозелито — так звали того знаменитого матадора, который…— Пожалуйста, замолчи, — перебила Мерседес, явно охваченная ревностью.— Ну… хорошо. — Я удивилась резкой смене настроения и, очевидно, посмотрела на нее как-то не так.— Дело в том, — смущенно объяснила Мерседес, заметив мой взгляд, — что у нас нет времени. Я голодна. Пойдем, на площади есть кафе.Площадь запомнилась тем, что к восьми утра все уже были пьяны. Самые разные люди размахивали красными платками под музыку всевозможных стилей. Звучание духовых оркестров и старинных гобоев оттенялось какофонией джазовых барабанов и народных ансамблей разных стран. Мы не пили. В аромате марихуаны уже ощущался легкий кайф. Нас занесло в кафе «Рио», к студентам из разных уголков земли. Один молодой человек из Германии хвастался разорванной рубашкой — утром бык задел его рогом. «Вот здесь, вот здесь, — исступленно показывал он на грудь. — Я чувствовал его дыхание». Друзья немца поздравили его, подняли бокалы. Он подсел к нам с Мерседес, ликующие возгласы зазвучали громче. «Покурите со мной», — обратился немец и скрутил из гостиничной почтовой бумаги «косячки» с марихуаной. Мы с Мерседес заглотили обильный завтрак, потому что «травка» удвоила аппетит. Вскоре кафе и площадь опустели; туристы, гулявшие ночь напролет, отправились спать, нам оставалось только последовать их примеру.Мы, еще вполне бодрые, вернулись в гостиницу и решили, что, спрятавшись от солнечного света, легче заснуть. Но как бы плотно мы ни задвигали шторы, все равно лучам удавалось пробиться сквозь какую-то щель и упасть на пол яркими желтыми полосами. Еще не избавившись от кайфа, мы принялись ловить друг друга, прыгая босиком по маленьким островкам солнечного света на полу. Потом разобрали свои вещи и разделись, чтобы вздремнуть. Мы сидели на противоположных сторонах большой двуспальной кровати, копаясь в своих полотняных чемоданах.— Chica, ты — женщина, которой я восхищаюсь. — Мерседес повернулась ко мне. — Я восхищаюсь очень немногими. Мне захотелось пригласить сюда тебя одну. В тебе чувствуется радость, интеллект, красота, способные оживить для меня этот праздник.Я повернулась, чтобы поблагодарить ее за комплимент. Мерседес, одетая в черный кружевной полупрозрачной пеньюар, поднялась на ноги. Чуть выше талии перехватила тонкой фуксиновой лентой под полным бюстом. В длинные разрезы пеньюара виднелись ноги танцовщицы, начинавшиеся едва ли не от подмышек. Мерседес относилась к числу тех немногих женщин, которые прекрасно чувствуют себя без одежды. Она повернулась, и мое внимание привлек очень длинный разрез сзади, обнажавший безупречные выпуклые ягодицы. Невольно захотелось прикоснуться, проверить, действительно ли все такое крепкое и упругое, каким кажется. Я тотчас зарделась при этой мысли.— Почему ты не раздеваешься?Мерседес подошла ко мне.— Заснула, сидя на кровати?Высокие крупные груди из-под черных кружев действовали на меня поразительным образом. Сексуальное белье, предназначенное для мужчин, всегда заводило в первую очередь именно меня. На самом деле мне нравилось носить его главным образом ради себя самой. Сейчас, увидев такое белье на другой женщине, я почувствовала, как твердеют соски. Замерла, пытаясь взять себя в руки, но втайне получая удовольствие от этого состояния.— Chica, ven. Перестань пялиться и раздевайся. Надо немного поспать. Впереди у нас длинный день.Мерседес невинно кокетничала со мной. Она села подле и положила руку мне на плечо. Другой рукой принялась расстегивать мою блузку. Причем делала это ловко, непринужденно, совсем не так, как мужчины.— Какая у тебя чудесная кожа, piel de rosas, точно лепестки розы. — Мерседес гладила мне руки и шею. — За такую кожу я готова убить.Интересно, слышит ли она биение моего сердца? Мерседес расстегнула мне джинсы и стянула их, обнажив бедра и живот.— О, плоский живот танцовщицы. Никто не способен оценить наши тела лучше нас, танцовщиц. Я так рада, что ты сохраняешь форму, хотя больше не танцуешь.— Хотела бы я, чтобы это было правдой, Мерседес.— Это правда, — ласково заверила она. — Ты так похожа на танцовщиц, мы всегда кажемся сами себе недостаточно совершенными. И только потому, что мы лучше других понимаем, что такое совершенство. Позволь взглянуть на твои ноги. Я оценю их по достоинству.Мерседес начала стягивать мои обтягивающие джинсы, словно тесные сапоги. Когда ей наконец удалось это сделать, она по инерции отлетела к стене. Забавный момент снял напряжение. Обстановка разрядилась.— Давай потанцуем, — пропела Мерседес, откинув назад голову; начала тихо хлопать в ладоши, щелкать пальцами, соблазняя ритмом фламенко. Имитируя ее движения, я также откинула голову назад, прогнула спину, начала притоптывать босыми ногами. Я поворачивалась одновременно с Мерседес, встречаясь с ней взглядом после каждого поворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77