– Значит, ты теперь не пьешь «Бакарди» и кока-колу? – улыбается она.
– Нет, – улыбается он, – а я смотрю, ты разлюбила сидр «Вудпекер». Ну, за встречу.
Они чокнулись. И замолчали, как будто им хотелось многое друг другу сказать. Она хотела спросить, почему он не писал ей после того, как поступил в университет. Почему не ответил ни на одно ее письмо? Она помнит бесконечное ожидание почтальона, бесплодное и бессмысленное ожидание. Просто он встретил девушку из Ноттингэма на празднике первокурсника. Первые два семестра им казалось, что это любовь. Он читает ее мысли и говорит:
– Я никогда не любил писать письма.
Он хочет спросить, с кем она лишилась невинности, и понравилось ли ей. Она, устав ждать его писем и звонков, легла в постель с его двоюродным братом спустя несколько часов после того, как задула свечи в день своего семнадцатилетия. Да, ей понравилось, очень понравилось.
Она читает его мысли и говорит:
– Было так себе. Как всегда бывает в первый раз.
И оба начинают смеяться, радуясь близости, которая, оказывается, никуда не исчезла за все эти годы. Им всегда легко было общаться. Они радостно делились мнениями и взглядами, доверяли друг другу свои фантазии и чувства. А теперь они обмениваются предположениями, мыслями, воспоминаниями и сантиментами. И не замечают разницы. И возникает знакомое, но необъяснимое ощущение, что все возможно, что все впереди. С Декланом все острее. Она нежно любит Лоуренса, но с ним у нее не возникает такого чувства риска, он дает ей только ощущение надежности. Она думала, что вернуться в те самые шестнадцать лет невозможно и нельзя, но сейчас, в нескольких дюймах от Деклана, ей кажется, что не все потеряно. Свой первый джин с тоником она пьет бодро и весело. И он быстро превращается в целый час бесконечных джинов с тоником, а потом они переходят к красному вину.
– Тебе не жарко? – он пытается перекричать шум.
– Жарко? – переспрашивает она с напускным безразличием.
– Ты не сняла перчатки.
Она медленно их снимает, открывая обручальное кольцо.
– Когда свадьба? – спрашивает он.
– Через две недели. – Это уже не радует ее так, как сегодня утром, когда она смотрела на календарь.
– Ему повезло, – говорит Деклан, не глядя на Эбби. – Нужно это отметить. Я закажу нам шампанское.
Иногда, бродя возле мебельного магазина Хила или сидя в гостях за столом рядом с Лоуренсом, Эбби спрашивала себя, получилось бы у них с Декланом что-нибудь, если бы они встретились позже. Порой она пыталась себе представить, каков Деклан в постели. Откуда ей было это знать в те вечера на пороге родительского дома? И, глядя на него, она думает, что это очень, очень интересно.
Отбрасывая простыню с постели в гостиничном номере и садясь верхом на Деклана, она чувствует себя шестнадцатилетней девчонкой. А три часа спустя, покидая в темноте номер, она чувствует себя на свои двадцать шесть и, если честно, этот возраст ей больше нравится. Деклан часть ее прошлого и пусть он там и остается. Она уходит с самодовольным видом уверенной в себе женщины, которая выходит замуж за достойного мужчину.
Лоуренс сидит в позе Джона Уэйна, просматривая эту запись. К его горлу подступает тошнота.
… Сначала в студии, наполненной предательством, раскаянием и страхом, стоит тишина. Лоуренс пристально смотрит на Эбби, неприлично открыв рот. Как бессловесное животное, в которое превратился по ее вине. Ну да, это тяжело, и я делаю отчаянные знаки второй камере, чтобы она наехала ближе, еще ближе. Я хочу, чтобы была видна каждая подергивающаяся мышца, чтобы ясно читалась каждая эмоция. Эбби трясет так, что она, боюсь, сейчас взорвется. Она упорно смотрит в пол. Ей так стыдно, она так унижена, она не задумывается, что будет после того, как она выйдет из студии, и она даже не пытается смотреть на Лоуренса. О существовании Деклана она вообще забыла. Деклан хочет казаться равнодушным. Он сидит, откинувшись на спинку, небрежно скрестив длинные ноги, и постукивает носком ботинка. Трудно догадаться, что это игра, пока третья камера не показывает, как глубоко он вонзает в кожу побелевшие ногти. Боже, неужели они раскаиваются. Они – это потные ладони, дрожащие губы и сжавшиеся тела. Их лица говорят: что мы наделали!
Лучше бы я не писал этого письма.
Прости.
Ч черт.
Лоуренс нарушает молчание:
– Зачем ты это сделала?
– Почему ты мне не доверял? – упрекает его Эбби.
– Ч-черт, – говорит Деклан.
Зрителям словно дали сигнал. Они как с цепи сорвались, свистят, плюются и готовы разорвать на части этих троих. Им в кайф, что трахнули кого-то другого. Почуяв вседозволенность, эти дикари приходят в бешенство и осыпают троицу бранью и оскорблениями. Хорошо, что у них под рукой нет гнилых фруктов. Они презирают Лоуренса за то, что он рогоносец, ненавидят Эбби за то, что она проститутка, и прощают Деклана, потому что у него приятная улыбка и он крутой парень. В студии раздается бодрая музыка, под которую Эбби истерически рыдает, и ее приходится вывести вон. Ноги у нее подгибаются. Печальное и жалкое зрелище. Надеюсь, вторая камера взяла ее крупно.
– Отлично, Кэс.
– Спасибо.
– Так держать, Кэс.
– Спасибо.
– Молодец, Кэс.
– Еще бы.
Я бодро принимаю поздравления и несусь по коридорам с видом человека, выполнившего свою миссию. Так оно и есть. Сердце колотится, все быстрей гоня кровь по жилам. Шоу закончилось несколько минут назад, но я уже знаю, что это успех. Громадный успех! Зрители не желали расходиться, и нам пришлось вызвать охрану. Лоуренс ударил Деклана. В прямом эфире! Класс! Такое нельзя спланировать заранее. Затем были Дженни, Брайан и Карен – ужасное зрелище!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106