— спросил Олег у Ирины.
— В центре.
— Он знает, что съемки на Одесской киностудии?
— Вот это-то его и прельщает. Почему — непонятно. — Последние слова Ирина произнесла уже у входной двери. — Чао, бамбино! — пустила она последнюю отравленную стрелу.
Дверь хлопнула. Все.
— Еще один жизненный эпизод отснят, — произнесла Аня. Она подошла к телефону, сняла трубку. Задумалась… Позвонить Деле, посоветоваться? О чем? Может быть, Наташе? Бессмысленно… Ей так нужна сейчас Лена, но Лена в Италии. И она позвонила домой, родителям.
Трубку взял отец. Мать была на работе.
— Добрый день, пап. Пап, ты очень расстроишься, если я отберу у тебя твой кабинет?
Отец ответил не сразу и очень осторожно:
— Если в результате ты станешь жить с нами, то совершенно не расстроюсь, даже наоборот, мы с мамой будем рады.
— А твои воспоминания?
— Ты же знаешь, что я мастер устного рассказа. На машинке у меня все как-то вянет и приобретает вид осетрины второй свежести, словно я все уже где-то пробовал.
— Тогда я буду через час.
— Жду.
Аня положила трубку. Как хорошо и просто с отцом… «По идее я должна заплакать, — подумала она. — Просто я еще не верю до конца… то есть совсем не верю. Почему же тогда позвонила отцу?»
Аня вошла в спальню. На кровати валялась скомканная рубашка, которую сменил Олег. Она механически взяла ее, чтобы сложить и бросить в грязное. От рубашки пахнуло пряными незнакомыми женскими духами.
«Вот теперь все стало на место, как в плохом романе», — подумала Аня.
Она подошла к туалетному столику, нашла листок бумаги, написала: «Твоя очередная сикушка с хлопушкой, по выражению Ирины, душится очень стойкими духами», приколола булавкой записку к рубашке, положила обратно на кровать, принялась торопливо собирать большую спортивную сумку, складывая в нее самое необходимое на первое время.
Отец ни о чем не стал ее расспрашивать, только поцеловал крепче обычного, обнял и не сразу отпустил.
Пишущая машинка и стопка его бумаг уже исчезли с письменного стола.
Мать, вернувшись с работы и все узнав, всплакнула…
Поздно вечером примчался Олег.
Родители закрыли дверь в свою комнату, чтобы не мешать разговору.
Олег был подвыпивший. Они со спонсором так понравились друг другу, что тут же отменили все назначенные встречи и просидели в ресторане допоздна.
Он сразу же возбужденно все выложил Ане, не замечая, что она никак не реагирует, а молча стоит у письменного стола, перекладывая свои книги и тетради с места на место.
Наконец он, словно спохватившись и оценив реальную ситуацию, закричал:
— Неужели ты придаешь такой ерунде серьезное значение? Надо быть идиоткой, чтобы верить Ирине! Она же тебя ненавидит с того самого лета — помнишь, как ты предложила ей самой поваляться в пыли на волейбольной площадке? Можешь себе представить, каким для нее шоком стала моя женитьба именно на тебе! Да она этого пережить не может до сих пор! Кому ты поверила! Она же все придумала. И фильм пробила, только чтобы увезти меня и вместе работать. А я уже договорился со спонсором: всю бригаду формирую я сам, включая директора фильма. Я не буду с ней работать, понимаешь? Ты слышишь меня? Нет, ты ненормальная! Я клянусь, что у меня ничего не было с этой…
— Хлопушкой… — тихо подсказала Аня.
— Ну все, все! Не глупи. Собирайся, поехали домой. Через несколько дней мы летим в Одессу, ты возьмешь в школе отпуск за свой счет, я все улажу. — Он подошел к ней, обнял.
Аня отстранилась.
— Никуда я не поеду. Неужели ты еще не понял, Олег, — все кончилось.
Он вдруг встал на колени.
— Анечка, прости меня. Я умоляю, прости! Я сам не понимаю, как все произошло. Я люблю тебя, это я знаю твердо. С первой же нашей встречи ты привлекла меня… Сама знаешь, как я шалею от тебя. Твоя внешняя сухость, сдержанность, за которой таится такая безудержная чувственность… поверь мне, ни одна баба с тобой не может сравниться…
— Это какая-то мелодрама, — замотала Аня головой.
— Что? Ты простила меня? Поедем, я прошу тебя… поедем домой… все уладится, вот увидишь.
— Встань, Олег. Все слишком картинно. Я не вернусь.
«Уходи. Уходи!» — Аня вдруг вспомнила истошный крик Ольги Николаевны, подслушанный в далеком детстве, ее лицо с безобразно отвисшей нижней губой и непроизвольным движением зажала себе рот рукой.
Олег тяжело поднялся на ноги, сделал два не очень твердых шага к двери, остановился и заговорил не оборачиваясь:
— Я действительно люблю тебя, хотя и полигамен по натуре… прости. Еще раз прошу тебя, пойми — мне никто, кроме тебя, не нужен. Не решай все сгоряча, остынь, подумай еще. Не стоит так вот с маху зачеркивать почти три года счастливой жизни.
Он вышел из комнаты.
Хлопнула входная дверь.
Аня села на тахту, отняла руку ото рта. Мелькнула мысль: «Почему нет слез? Что-то во мне ненормально…» Еще раз подумала о том, как же она нуждается сейчас в Ленкином трезвом уме, ее совете и поддержке. А Лена застряла в Турине — поехала от своей фирмы на две недели, а потом какой-то доктор Франко сделал ей приглашение на месяц… еще целый месяц… Она звонила Ане и несла такую восторженную ахинею, что не оставалось никаких сомнений — Ленка влюбилась.
На следующий день после работы решила зайти к Деле — она должна выговориться, поплакаться, иначе просто не выдержит. Но вдруг поняла, что не в состоянии даже приблизиться к ее дому, к дому, где он живет. Позвонила из учительской Деле, чтобы встретиться, но не застала ее и поехала домой.
Отец по-прежнему не задавал никаких вопросов. Он отложил в сторону какие-то газетные вырезки, поцеловал Аню, повел на кухню и торжественно сообщил, накладывая на тарелку тушеные овощи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105