— Моя дочь Анна.
— Очень приятно, — принял предложенную игру Владимир Игоревич.
Все время, пока они говорили, с ним здоровались проходившие мимо дамы, старушки, мужчины.
— Вы, видимо, здесь свой человек? — спросила Аня.
— До известной степени. Собственно говоря, я пришел послушать одного студента, — и он назвал фамилию, отмеченную в программке отцом. — Он был учеником моей жены.
— Я уже слышал его прежде, — сказал отец, — он производит великолепное впечатление. Почему он ушел от вашей жены?
— Она погибла в автокатастрофе, — просто ответил Владимир Игоревич.
— Простите бога ради, — смутился отец.
— Ничего. — Он замолк на мгновение. — Три года назад… Парень невероятно вырос, я слежу за ним.
— Вы тоже преподаете? — спросила Аля.
— Нет, я даже не музыкант. Когда-то таких, как я, называли меломан. Потом слово затаскалось.
— К сожалению, многие старые добрые слова меняют свою эмоциональную окраску под влиянием времени, — констатировал отец, стараясь увести разговор от больной темы.
— Привет, Володя! — раздался мужской голос. Владимир Игоревич оглянулся, извинился и обнял немолодого полного мужчину с рыхлым, безвольным лицом. Они расцеловались. Это был тот самый музыкант, в классе которого учился молодой скрипач.
Владимир Игоревич вернулся к ним.
— Это профессор, у которого моя жена работала ассистентом. Он не только блестящий скрипач, но и потрясающий педагог.
— Родственная душа, — улыбнулась Аня.
— Вы тоже педагог?
— Да, школьный… историк, — ответила Аня, и отец удивленно взглянул на нее, — обычно она не торопилась сообщать, что работает в школе. Как ее следует понимать? Уничижение паче гордости?
— Очень интересно, — заметил Владимир Игоревич. — Я должен извиниться, я прямо с работы, с заседания, и мне обещали привезти цветы. Спустимся на один пролет… А после концерта, если вы меня подождете несколько минут, пока я зайду за кулисы, поздравлю, я мог бы отвезти вас домой. — Он улыбнулся и торопливо добавил: — Надеюсь, вы не откажетесь? Отец взглянул вопросительно на Аню.
— Не откажусь, — ответила она.
Они спустились по лестнице на один пролет. Здесь стояли курильщики, и Аня уже хотела было предложить спуститься ниже, к площадке, ведущей к студенческому буфету, как вдруг увидела могучего парня в кожаной куртке с двумя букетами дорогих экзотических цветов. Он вручил их Владимиру Игоревичу, спросил, может ли он идти, и, получив разрешение, ушел.
— Я, наверное, дико выгляжу с такими букетищами? Вот что значит перепоручить деликатное дело выбора цветов.
— Человек руководствовался собственным вкусом, — сказала Аня. — Он ваш шофер?
— Нет, охранник из офиса.
Прозвенел звонок. Они поднялись в зал, и Владимир Игоревич, спросив позволения, сел рядом с ними, уложив букеты на соседнее пустующее кресло.
Остановив машину — не такую, как в Турине, но тоже с тонированными стеклами, Владимир Игоревич вышел, открыл дверцу, помог выйти Ане с отцом и спросил — не ее, а Андрея Ивановича:
— Вы часто бываете на дневных концертах?
— Да.
— Завидую… — Он достал визитную карточку и протянул Андрею Ивановичу. — Был бы рад продолжить знакомство.
Отец достал свою визитку, зачеркнул один телефон и протянул Владимиру Игоревичу.
— Не обращайте внимания на мой высокий титул, — с улыбкой заметил он, — я уже на пенсии. А телефон и адрес правильные.
— Я могу и вам позвонить по этому телефону? — спросил новый знакомый Ани.
— Я живу отдельно. — Она взяла визитку, попросила у отца ручку и приписала на обороте свой номер телефона.
— Так я вас тоже подвезу, — словно обрадовался Владимир Игоревич.
Аня согласно кивнула, хотя несколько минут назад собиралась зайти к родителям. В машине они всю недолгую дорогу молчали. Аня мучительно думала, о чем бы таком заговорить, чтобы не выглядеть ни глупо, ни навязчиво, но в голову ничего не лезло.
Молчал и Владимир Игоревич. Только у самого Аниного дома он сказал:
— Завтра в Большом зале интересный сонатный вечер…
— Да, я обратила внимание, — от смущения перебила его Аня. Она чувствовала, что последует за его словами.
— Вы разрешите вас пригласить? — излишне церемонно спросил Владимир Игоревич.
И Аня, подчинившись предложенному им тону, ответила совершенно по-дурацки:
— Я разрешаю.
— Я заеду за вами ровно в семь, — заверил он.
— Хорошо. Квартира пятьдесят два… — сказала Аня и зачем-то уточнила: — Коммунальная.
Дома она ругала себя последними словами и за то, что не могла двух фраз связать, и за совершенно идиотское «разрешаю», сказанное с таким высокомерием, что она не удивится, если завтра вдруг он позвонит, скажет, что не достал билетов или что у него срочное совещание, и исчезнет.
Из состояния самобичевания ее вывел телефонный звонок. Пришлось полчаса оправдываться перед Олегом за то, что и завтра она не сможет с ним работать, а он бушевал и все высчитывал оставшиеся ему дни до срока, когда по договоренности он должен отправить готовый сценарий с оказией Лене, чтобы она успела перевести, ведь и на перевод нужно немало времени, хотя Ленка молодец, работает как вол, в отличие от некоторых, которые норовят манкировать…
— Олег, не заставляй меня врать и выдумывать педсоветы или еще какие-то мероприятия. Завтра я иду в парикмахерскую, мне надоело ходить чумичкой с прической позапрошлого века, и вообще, женщина я или нет? Могу я уделить себе внимание?
Олег не очень уверенно ответил, что может, видимо, вспомнив, как и в прошлом иногда вдруг бросалась Аня к парикмахеру, пытаясь за несколько часов наверстать все то, чего не делала месяцами.
На следующий день, когда Владимир Игоревич позвонил в дверь, его встретила Аня — высокая от высоченных каблуков вечерних туфель, тоненькая, в чем-то темном, элегантно с нее свисающем, невероятно помолодевшая из-за короткой стрижки, с огромными подведенными встревоженными глазами, в которых, казалось, застыл вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105