Долго звонил, не отрывая палец от черной кнопки, почти сроднился с ней за те минуты, что не открывалась дверь. Наконец на пороге возникла испуганная жена в махровом тюрбане и банном халате.
— Господи, Глебов, у тебя же ключ есть! А я ванну принимала, вода шумит — ничего не слышно.
Он развернул дурацкую чалму и уткнулся носом в мокрые, пахнущие лавандой волосы.
— Начинаем новую жизнь, Алка! Будем трахаться, как кролики, и спать, как сурки. Тащи свое мясо по-голландски!
Январь, 2003 год
«3 января.
Я — в полной растерянности. То, что читается и что увиделось — небо и земля. А еще Вересов утверждает, что автор сценария отлично знает героиню. Да она абсолютный антипод роли! Деловая дама, застегнутая на все молнии, пуговицы и крючки, немногословная, властная, уверенная в себе — запрограммированная на успех машина. Ни сомнений, ни слабостей — ничего, что делает человека живым. Ни намека! Может, просто умело прячет? В таком случае — либо очень умна, либо сильно бита. Возможно, и то, и другое. Как ее раскрыть, от чего оттолкнуться? Если бы не эта странная фраза про росу, без которой трава не вырастет, и ее улыбка — зацепиться вообще не за что. А улыбка, правда, удивительная — словно фонариком светит. Да еще глаза, глубокие и прозрачные, как вода в Средиземном море, только серые. И зрачок магнитом притягивает — не оторваться. Нет, пожалуй, я не права, зацепки есть, и очень сильные.
Заглянуть бы хоть на часок в ее жизнь! Не в сценарий — в жизнь».
Глава 5
Осень, 1991 год
No pasaran! Pasaremos! Путчисты не прошли. Прошла путчистка. Бунт, устроенный непокорной судомойкой при безмолвной поддержке макарон, увенчался «успехом»: ее выгнали. С треском. Даже выходное пособие не дали. Сказали: «Будь благодарна, что выдаем трудовую книжку. А то можем и к суду привлечь — за нанесение ответработнику общепита морального и материального ущерба». У них есть такое право? Весьма сомнительно. Хотя, как известно, у сильного всегда бессильный виноват. Васса довольно улыбнулась, вспомнив облепленного вареными макаронами толстяка. Куда и наглость подевалась? А все потому, что не читал шеф-повар Иоанна Златоуста. Сказано же у святого: «Вовлекая других в грех, мы будем вдвойне наказаны».
Новоявленная Немезида подтянула к подбородку колени и, уткнувшись в них носом, задумалась: рассуждать хорошо, а что дальше-то делать? Где найти работу? На что жить? Как выжить в этом новом, не совсем понятном мире, который вытесняет ее, словно молодой здоровый ноготь — ушибленную синюшную роговицу? Мысли разбегались в разные стороны и, проявляя строптивость, никак не желали прийти к согласию или, как сейчас говорят, консенсусу. Васса хмыкнула: ее лексика явно делает успехи, не отстает от времени — хороший знак, что с ним поладить можно. Она еще поразмышляла, пытаясь получить мудрый совет от собственного разума. Но тот упрямился, советов не выдавал и вообще вел себя довольно странно: разошелся по закоулкам — в середке ничего и не осталось. Вздохнув, Васса признала единственный, но неоспоримый факт: первый блин вышел комом. Но это еще не означает, что в мире кончилась мука. Она обязательно что-нибудь придумает и найдет выход. Будет выпекать эти чертовы (Господи, прости!) блины, пока они не продублируют солнышко. А гневить Бога, предаваясь унынию, нет никакого резона. Да и в кресле сиднем сидеть — последнее дело. Поахала чуток — и будет. Мысли о блинах позвали аппетит. Тот заявился и стал требовать свое: давай, дескать, пошевеливайся. Василиса вышла в кухню, осмотрела холодильник, стол, полки. Для Рокфеллера — не густо, а для Поволоцкой — в самый раз. Деловито повязала фартук и закатала рукава просторного свитера.
Довольная хозяйка проглотила третий пирожок и запила чаем. Правду говорят: мастерство не пропьешь. На блюде, радуя глаз, возвышалась горка румяных, золотистых пирожков-лепестков. Аппетитный аромат разгуливал по квартире, вызывал приятные эмоции и настраивал на лирику. «Спасибо тебе, Господи, что подаешь мне чистый и светлый дух вместо унылого и малодушного!»
В дверь позвонили. На пороге стояла соседка и с озабоченным видом заглядывала в квартиру.
— Ой, а у тебя свет горит?
— Добрый вечер, Ира! Конечно.
— А у нас вырубился. Можно у тебя перекантоваться? Мой-то сегодня не раньше одиннадцати заявится, а я ни черта в этих пробках не смыслю. — Она принюхалась с видом знатока. — Пахнет как хорошо! Пироги пекла? — Ирина работала в булочной, собиралась то ли выкупать ее, то ли арендовать, в общем, переустраивать и по выпечке считалась большим спецом. — Можно пройти?
Васса молча посторонилась, пропуская незваную гостью.
— Ой, какая прелесть! — всплеснула руками булочница, войдя в кухню. — Можно пирожочек? — И не дожидаясь ответа, аппетитно зажевала, морщась от удовольствия. — Вась, честно, таких пирожков в жизни не ела — сказка! Слушай, ничего, если я нахально на чай напрошусь, а? С пирожками! — просительно прижала руки к груди.
— Садись, — улыбнулась хозяйка, доставая вторую чашку, — будем пить чай.
— Вот спасибо! — обрадованно плюхнулась на стул соседка, не забыв прихватить еще пирожок. — Отличная выпечка! Где научилась? Рецептик дашь?
Васса налила свежезаваренный чай в большую чашку.
— Ешь на здоровье.
Булочница уплетала пирожки один за другим, не забывая про чаек, и все нахваливала золотые Вассины руки.
— Слушай, — осенило ее через пару часов, — а давай ты будешь нам свою выпечку поставлять!
Хозяйка вопросительно посмотрела на сытую, довольную гостью.
— Мы же переустраиваемся, — охотно пояснила та. И туманно добавила: — Есть у меня кое-какие соображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109