Мне хотелось спросить, считает ли он, что мой визит чуть сблизил нас или только подчеркнул нечто важное, существующее между нами. Или и то, и другое. Размышляя о наших отношениях, я представляла себе карту автомобильных дорог, где между Нью-Йорком и Хьюстоном протянулась длинная красная линия, невозможно длинная, но все еще преодолимая. Я никак не могла определить своих чувств к уик-энду, и это напомнило мне смятение, охватившее меня после последнего визита Джоша. А ведь он явно что-то знал, возможно, даже нечто положительное. Мне казалось, что эти моменты жизни пытаются зацепить меня, поведать о чем-то, но на языке, непонятном для меня. И это внушало мне беспокойство.
– Большое спасибо за поездку, – сказала я, игнорируя реальные факты, которые колотились изнутри о стенку черепной коробки, в отчаянии пытаясь вырваться.
Назовем это легкой головной болью.
На следующий день Софи и папа стояли у выхода номер 4, провожая меня. Самолет на этот раз был меньше предыдущего, к тому же скучного серого цвета. Готова поклясться, прошлый лайнер просто сиял.
– Рады видеть тебя в любое время, – сказал отец, и мы коротко обнялись.
Он забыл свою ковбойскую шляпу, или, может, это всего лишь жест. Я повернулась к Софи.
– Ну конечно, – поддержала она отца, протянув мне пару пачек жвачки без сахара, из тех, что содержат внутри какую-то субстанцию.
Именно от таких меня слегка поташнивает: я совершенно не готова к тому, чтобы мне в рот сочилось неизвестно что. Кроме того, она вручила мне пару номеров «Техасского интерьера» для чтения в полете, откуда я почерпну информацию о последних достижениях в жилищном строительстве и о том, что на самом деле означает дом в стиле «ранчо».
– Статья о том, как оборудовать уголок для барбекю, восхитительна, – щебетала Софи, подтверждая мои мысли о том, что она наверняка уже прочла эти журналы.
Благодарю ее.
– Счастливого пути, – одновременно произнесли отец и Софи.
В самолете, на этот раз без соседа по креслу, без возможности подумать о нем или предложить ему мою отвратную жвачку, я вынуждена листать журнал. Узнаю, что клетчатые скатерти создают семейную атмосферу в любой гостиной. Ванные комнаты в розовых и оранжевых тонах популярны по всему штату, даже в лучших домах. И, похоже, как категорически заявляют в одной из статей, утки выходят из моды, а модны теперь фазаны. Я заметила, что именно в этой статье сделаны пометки рукой Софи, но не знала, для кого именно.
Глава 3
СЛУШАЙ РАДИО, КОГДА РАБОТАЕШЬ
– Не стоит недооценивать Джейни, – сказала Мария о моей сестре тем же тоном, каким советует прекратить принимать те или иные таблетки. – За всеми этими заморочками насчет брака скрывается очень серьезная женщина.
– Глубоко озабоченная женщина, ты имеешь в виду, – возражаю я, не уверенная, что хотела бы обсуждать психологические аспекты шести помолвок Джейни.
– Озабоченная, возможно, – соглашается Мария, – но я видела ее на работе, в художественной галерее, видела, как она продала пятифигурную стеклянную композицию и при этом ничуть не вспотела.
– Я покрываюсь холодным потом, едва взглянув на эти штуки. Вечно боюсь взмахнуть руками во время разговора и зацепить какую-нибудь скульптуру.
В галерее Макандерсон, где работает Джейни, скульптуры отлиты из стекла.
– Никогда не размахивай руками на выставке стекла.
– Но Джейни размахивает, – заметила я.
– Да, но уверенно, – сказала Мария. – Иногда я стою по другую сторону витрины и наблюдаю за ней.
– Она тебя видела?
– Конечно. Иногда я вхожу внутрь. А порой стою на улице. Мы машем друг другу. По-моему, мы понимаем друг друга.
Мария кивает, когда говорит, все это для нее совершенно естественно.
Я почти завидую этому взаимопониманию. Временами я думаю, что нет ничего лучше, чем наблюдать за Джейни, когда она работает, любезно беседует со скульпторами, произнося множество мудреных слов, легко и свободно скользит по залу с бокалом шампанского во время приемов. Иногда моя маленькая сестренка приводит меня в восторг.
– Где мы устроим для нее девичник на этот раз? – отрезвила меня Мария.
За ленчем на своем рабочем месте я набросала несколько идей по поводу девичника. В издательстве научной литературы, где я работаю одним из двадцати четырех редакторов, не предусмотрено нормальной столовой. Обычно мы перекусываем прямо в своих «кубиках», на которые разделен весь зал – разделен этакими легкими стеночками, достающими лишь до подбородка, – всякий раз устраивая себе нечто вроде пикника, только без дыма от барбекю. Наверное, это самый тихий вид пикника в истории, поскольку мы все держимся порознь. Если закрыть глаза, можно представить, что тихое шуршание страниц «Нью-Йорк тайме» – это шелест сухих осенних листьев, а запах яичного салата и свекольного пива доносится со стороны семейства, устроившегося неподалеку. Фантазии во время ленча – одна из наших дополнительных льгот.
У большинства наших редакторов есть маленькие радиоприемники, и почти все мы слушаем одни и те же рок-программы. Когда проводится очередная игра и нам предлагают дозвониться в прямой эфир, я слышу, как все одновременно набирают номер телефона. Мы даже сравнивали списки песен, транслировавшихся в последнее время, потому что стараемся быть редакцией равных возможностей. Список включает в себя названия песен, звучавших в полдень в течение последних трех недель и содержавших слова «но я люблю тебя». Просто «я люблю тебя» не годится. Мы как редакторы, безусловно, понимаем значение союзов. Порой мы работаем очень напряженно, а радиозабавы позволяют обрести то, чего не хватает в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65