Этого в жилищном договоре не было.— Мы с ним не подписывали жилищного договора, — парировала Джеки.Я все разглядывал домик в птичьей клетке. Ни звука, ни движения. Только дым из трубы.В конце концов, мы не имеем права насильно вламываться в клетку. Это всё равно что вломиться в чужую квартиру. Мне уже мерещилось, как зелёные человечки, размахивая волшебными палочками, арестуют меня за квартирную кражу. Интересно, есть у эльфов полиция? Какие у них бывают преступления?Я водворил покрывало на место. Немного погодя тихие звуки возобновились. Царап. Бух. Шурш — шурш — шурш. Шлёп. И далеко не птичья трель, которая тут же оборвалась.— Ну и ну, — сказала Джеки. — Пойдём-ка отсюда, да поживей.Мы сразу легли спать. Мне приснились полчища зелёных человечков в костюмах опереточных полисменов — они отплясывали на жёлтой радуге и весело распевали.Разбудил меня звонок будильника. Я принял душ, побрился и оделся, не переставая думать о том же, что и Джеки. Когда мы надевали пальто, я заглянул ей в глаза и Спросил:— Так как же?— Конечно. Ох, боже мой, Эдди! Т-ты думаешь, они тоже идут на работу?— Какую ещё работу? — запальчиво осведомился я. — Сахарницы разрисовывать?На цыпочках мы прокрались в комнату мистера Генчарда, из-под кретона — ни звука. В окно струилось ослепительное утреннее солнце Я рывком сдёрнул чехол. Дом стоял на месте. Жалюзи одного окна были подняты, остальные плотно закрыты. Я приложил голову вплотную к клетке и сквозь прутья уставился на распахнутое окно, где лёгкий ветерок колыхал ситцевые занавески.Из окна на меня смотрел огромный страшный глаз.На сей раз Джеки не сомневалась, что меня смертельно ранили. Она так и ахнула, когда я отскочил как ошпаренный и проорал что-то о жутком, налитом кровью, нечеловеческом глазе. Мы долго жались друг к другу, потом я снова заглянул в то окно.— Ба, — произнёс я слабым голосом, — да ведь это зеркало.— Зеркало? — захлебнулась Джеки.— Да, огромное, во всю противоположную стену. Больше ничего не видно. Я не могу подобраться вплотную к окну.— Посмотри на крыльцо, — сказала Джеки.Я посмотрел. Возле двери стояла бутылка молока — сами представляете, какой величины. Она была пурпурного цвета. Рядом с ней лежала сложенная почтовая марка.Пурпурное молоко? — удивился я.— От пурпурной коровы. Или бутылка такого цвета Эдди, а это что, газета?Это действительно была газета. Я прищурился, пытаясь различить хотя бы заголовки «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС», — гласили исполинские красные буквы высотой чуть ли не в полтора миллиметра. «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ФОЦПА НАСТИГАЕТ ТЭРА». Больше мы ничего не разобрали.Я мягко набросил кретон на клетку. Мы пошли завтракать к Терри — всё равно надо было ещё долго ждать автобуса.Когда мы вечером ехали домой, то знали, чем займёмся прежде всего.Мы вошли в дом, установили, что мистер Генчард ещё не вернулся, зажгли в его комнате свет и стали вслушиваться в звуки, доносящиеся из птичьей клетки.— Музыка, — сказала ДжекиМузыку мы едва слышали, да и вообще она была какая-то ненастоящая. Не знаю, как её описать. И она тотчас смолкла. Бух, царап, шлёп, в-ж-ж. Потом наступила тишина, и я стянул с клетки чехол.В домике было темно, окна закрыты, жалюзи опущены. С крыльца исчезла газета и бутылка молока. На двери висела табличка с объявлением, которое предостерегало (я прочёл через лупу): «КАРАНТИН! МУШИНАЯ ЛИХОРАДКА!»— Вот лгунишки, — сказал я. — Пари держу, что никакой лихорадки там нет.Джеки истерически захохотала.— Мушиная лихорадка бывает только в апреле, правда?— В апреле и на рождество. Её разносят свежевылупившиеся мухи. Где мой карандаш?Я надавил на кнопку звонка. Занавеска дёрнулась в сторону, вернулась на место; мы не увидели… руки, что ли, которая её отогнула. Тишина, дым из трубы не идёт.— Боишься? — спросил я.— Нет. Как ни странно, не боюсь. Карапузы-то нас чураются. Кэботы беседуют лишь с… «Кэботы беседуют лишь с богом» — строчка из четверостишия-тоста американского поэта Джона Коллинса Боссиди (1860-1928), тост посвящён Гарвардскому университету Кэботы — одно из старейших родовитых американских семейств.

— Эльфы беседуют лишь с феями, ты хочешь сказать, — перебил я. — А чего они нас, собственно, отваживают? Ведь их дом находится в нашем доме — ты понимаешь мою мысль?— Что же нам делать?Я приладил карандаш и с неимоверным трудом вывел «ВПУСТИТЕ НАС» на белой филёнке двери. Написать что-нибудь ещё не хватило места. Джеки укоризненно зацокала языком.— Наверно, не стоило этого писать. Мы же не просимся внутрь. Просто хотим на них поглядеть.— Теперь уж ничего не поделаешь. Впрочем, они догадаются, что мы имеем в виду.Мы стояли и всматривались в домик, а он угрюмо, досадливо всматривался в нас. Мушиная лихорадка… Так я и поверил!Вот и всё, что случилось в тот вечер.Наутро мы обнаружили, что с крохотной двери начисто смыли карандашную надпись, что извещение о карантине висит по-прежнему и что на пороге появилась ещё одна газета и бутылка зелёного молока. На этот раз заголовок был другой: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС: ФОЦПА ОБХОДИТ ТЭРА!»Из трубы вился дым. Я опять нажал на кнопку звонка. Никакого ответа. На двери я заметил почтовый ящик — этакую костяшку домино — только потому, что сквозь щель виднелись письма. Но ящик был заперт.— Вот бы прочесть, кому они адресованы, — размечталась Джеки.— Или от кого они. Это гораздо интереснее.В конце концов мы ушли на работу. Весь день я был рассеян и чуть не приварил к станку собственный палец. Когда вечером мы встретились с Джеки, мне стало ясно, что и она озабочена.— Не стоит обращать внимания, — говорила она, пока мы тряслись в автобусе.
1 2 3 4 5 6