– Возьмем…
Он снова приподнял седельную сумку – ого, хороший вес. Всего в достатке. Но, как всегда, пришла в голову беспокойная мысль – не тяжело ли будет лошади? А следом тоже привычная мысль. Она не просто успокаивала, а восхищала: невероятное создание природы и человека эти алтайские вьючные лошадки. Об их выносливости можно слагать восторженные легенды. Только с виду неказистые, маленькие и хлипкие. Но каковы в работе!
Впрочем, за время, прожитое в этих краях, Алексею Старцеву пришлось о многом переменить свое мнение. А также утвердиться в том, с чем, кажется, родился: будь честен с людьми, помоги им, чем можешь, они оценят. После отблагодарят. Как вышло с Мун-Со, к примеру, в его первый год в горах Алтая.
Он улыбнулся, вспоминая тот день и собственную дрожь отчаяния. Потом, успокоившись, догадался – странная женщина сама в беде. Причем гораздо большей, чем его тогдашняя, такую не уймешь настойками из трав.
В глазах Мун-Со он увидел то же, что однажды – в своих. На него беда смотрела из зеркала, когда отец подтвердил:
– Ты закончил учебу, но условие остается…
Сказать по правде, Алексей надеялся, что отец переменит решение за столько лет. Они стояли рядом, два Старцевых, в гостиной, читая каллиграфические буквы, которые обозначали то, что свершилось, – курс окончен. Венецианское зеркало – приданое матери – наблюдало за ними. Оно так поступало всегда, Старцевы привыкли к нему как к члену семьи. Но в тот раз Алеша, взглянув в него, увидел свое, но незнакомое лицо. В нем застыло недоумение…
Потом услышал голос отца, хорошо поставленный, как у священника:
– Я позволил тебе попытаться, Алексей. Отправляйся к месту службы. Но помни, двадцать один год – твой предел…
Алексей вышел из избушки, прицепил седельные сумки и сел в седло. Дорога вилась через перевал, потом увлекала вверх, по едва заметному руслу ключа. Все здесь давно знакомо – и отвалы, и шурфы. Не его партия оставила эти следы на земле, предшественники. Одни удачливые – о них рассказывают годами, приукрашивая, чтобы подогреть азарт свой и слушателей. Другие – не слишком. О них тоже говорят, чтобы ободрить себя в неудаче, мол, не один ты такой.
Вон кострище, а рядом – балаган из пихтовых веток. Его соорудили местные люди, шорцы, которые населяют эти места. Им, рассказывают, тоже не повезло.
Алтай понравился Алеше сразу. Горы средней высоты, не давят своей неприступностью. Он научился различать со временем отроги Салоирского кряжа, Абаканского хребта и Кузнецкого Алатау. Все они, без сомнения, полны даров Господа. Только надо показать ему, что ты – тот человек, который достоин того, чтобы открыть тебе чертоги…
Алексей часто ловил себя на том, что молится, безмолвно молится, прося Всевышнего снизойти до его нужд. Но видимо, или не услышал его, или час не пришел. Отец говорил всегда – не проси у Господа то, что он сам не хочет тебе дать. А он, может быть, просит…
Но Он захочет, Он даст! – торопливо поддерживал себя Алексей. Шурочка верит, она написала ему в последнем письме, что скоро, уже скоро найдет то, что ищет. Она уже видит золотой песок в распадке, спекшиеся с другой породой слитки… Монашество – не его судьба.
Под высоким небом, на просторе, где нет людей, где никто не мешает вольно мыслить, Алеша думал, каким должен быть человек, по своей воле ушедший из мира.
Тот, кто способен жить только духом, но разве это он?
Тот, кто отказывается от имущества, но разве это он, изучивший недра, чтобы добыть из них вещественное, необходимое для обустройства человеческой жизни на земле?
Нет, нет.
Тот, кто с готовностью прилепится к обители и подчинится его уставу. Но Алексей Старцев свободолюбив. Его монастырь – вся земля.
Тот, кто готов принять безбрачие.
Нет и еще раз нет! У него есть Шурочка. Она ждет его, свободного для соединения навсегда.
Алексей шагал рядом с лошадкой; пофыркивая, она ступала по каменистой тропе. Сумерки в распадок спускаются быстро, за ними навалится темная ночь. Конец лета, скоро осень с дождями и ранним снегом. Ему надо успеть до морозов. Найти.
Он усмехнулся. Едва ли не каждый, прошедший этим путем, думал точно так же. Сколько народу он повстречал здесь, даже тех, кто по десятку лет, а то по два топчут тайгу. Поиски для них стали образом жизни. От уссурийской тайги через саянскую они явились в алтайскую тайгу. У костра рассказывают друг другу про потерянное где-то золото, про спрятанное, а также про тех, кто пытался, как говорят, поймать свой фарт.
История о золоте Казанкола была первой, которую услышал Алексей от своих партионных рабочих. Этим алтайским именем назвали горный ключ и человека, который жил возле него. Столько не наберется песку в нем, сколько золота, рассказывали с горящими глазами мужчины о том золотом ручье. И о человеке с таким же именем, у которого было природное чутье на золото. Намыл он, рассказывают, несколько пудов, потом спрятал. По тайге прошел слух об удаче.
Погиб он, а золото пропало. С тех пор ищут – по старым шурфам, по отвалам. Но золото, омытое кровью, если и дается, то как недолгая радость.
Алеша вздохнул. Такое золото не для него. Оно ни для кого не может быть удачей.
Двое старателей из его нынешней партии нашли шурф, а в нем часть золота Казанкола. Достали его. Однажды, когда они сидели у костра, из темноты выступила фигура, точнее – две. Мужчина и собака. Позвали, как принято в тайге, к огню, пили чай, говорили. Конечно, о золоте.
Пришелец указал на собаку и похвастался, что она чует золото, за что он держит ее при себе. Сидевшие у костра не поверили, заспорили. Но один не выдержал и дал понюхать псу тряпицу, в которой хранилось намытое за сезон.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11