Даже магазин пани Пёнтковой не работал. А он ведь всегда был открыт. Видимо, еще очень рано.
Он подтянул пижамные штаны. Они спадали ниже пупка — резинка была старая. Ему ужасно хотелось в туалет.
Только лучше не выходить из комнаты, пока не проснутся родители. Не надо их так рано будить. Папа может быть недоволен. А он хотел, чтобы отец всегда был счастлив. Кроме того, не так уж важно, что он хочет в туалет. Он же не обмочится, как маленький. Всегда ходил в туалет позже и теперь потерпит. Скоро наступит день. Мама войдет в его комнату, а он уже встал. Вот она удивится!
Сейчас нужно собрать самые необходимые вещи. Пару личных мелочей. Так папа говорит перед очередной поездкой. Вот и он должен собрать пару личных мелочей.
Как можно осторожнее он снял с полки старую обувную коробку. В ней хранилось перо птицы, которую он нашел вместе с мальчишками на лугу. Птица была мертва, и он ее похоронил. Но сначала вырвал у нее одно перо, на память. Длинное, необычное, желтое перо. Он сделал маленькую могилку, связал зеленым прутиком пырея палочки наподобие креста. Тогда большой Витек сказал, что это грех и ему нужно исповедаться. Пригрозил, что расскажет об этом ксендзу. И еще добавил, что у птиц нет души и, если он сделал крест, значит, он антихрист. Потом Витек пнул могилку с крестом ногой и сказал, что обо всем расскажет отцу. Он гнался за Витеком и просил, чтобы тот ни о чем не рассказывал папе. А Витек потребовал, чтобы за это он отдал ему стеклянный шар, который нашел у бабушки в туалетном столике.
Даже можно сказать, что украл, хотя бабушка ему наверняка бы подарила шар, если бы была жива, и вовсе это не кража. Ведь это не его вина, что бабушка умерла. Тогда он в первый и единственный раз путешествовал. Мама всю дорогу плакала. Они ехали на автобусе, было великолепно. Он немного стеснялся, что мама плачет. А папа похлопывал ее по плечу и говорил: «Ну ладно, ладно, люди смотрят».
Он прилип носом к стеклу. На холодной поверхности появлялся след от его дыхания, необходимо было без конца протирать стекло рукой, чтобы хоть что-то видеть. Потом он стал делать только окошечки — круглые и продолговатые. Сквозь них мир был интересным, будто ненастоящим.
Но папа заметил, что он так забавляется, и сказал: «Как ты можешь?» — и был прав, когда попросил его пересесть. В доме бабушки мама все время плакала, пыталась что-то убирать, выбрасывала из шкафа какие-то ее вещи, а он немного выдвинул ящик туалетного столика — там пахло бабушкой — и вдруг услышал, как среди разных вещей загремел стеклянный шар. Когда папа громко спросил: «Что ты там делаешь?» — он, не долго думая, быстро спрятал шар в карман.
Именно этот шар он должен был отдать Витеку. Зато у него оставалось птичье перо. Но его он на море не возьмет.
Еще у него был солдатик на коне, серого цвета. Он помнил день, когда папа ему подарил этих солдатиков. У него были именины, и одного из них он целый день носил с собой. Даже во время еды он лежал у него на коленях, а папа попросил его не баловаться за едой. Солдатик всего лишь лежал на коленях, а папа спросил, что это там у него, и заявил маме: «Вот видишь, купи ему что-нибудь!» Но, хотя и рассердился, солдатика не отобрал. Он должен быть более внимательным к тому, что делает, и не баловаться во время еды.
У него еще был удивительный спичечный коробок со странным изображением кота. У более взрослых мальчиков было много, намного больше, чем у него, коробков, но ни у кого не оказалось такого, с необычным котом на этикетке. Этот коробок ему привез из-за границы папин брат. Мальчишки хотели с ним поменяться, но он никогда, ни за что не согласится его обменять. Ой, как же он хочет писать! Но надо терпеть. Вот солдатика можно взять с собой на море. И перо тоже можно взять. Если его хорошенько завернуть в бумагу, оно не испортится. А коробок он оставит. На море можно играть в песочек. Другие вещи тоже не пригодятся. Кусочек красного мелка, книжная закладка с засушенными цветами внутри, два использованных билета в цирк, подаренных другом. У него будут свои билеты, папа когда-нибудь обязательно принесет похожие два билета и скажет: «Идем в цирк!» Обязательно!
Он расправил мятые бумажки, затем подтянул штаны.
Билеты останутся. Возьмет с собой только солдатика и перышко. Оно такое веселое. Как будто та птица была жива. И желтое, как песок.
Папа отвез их на вокзал и даже положил ему руку на плечо, как настоящему другу, и спросил: будешь о маме заботиться, правда? Папа все время улыбался. И он охрипшим, как тогда, во время ангины, голосом сказал: можешь на меня положиться. Родители засмеялись.
Когда они шли на вокзал, он спросил папу: а море большое? Папа ответил: очень. Большое? Большое, как что? Как самое большое озеро. Пап, ну насколько большое? Настолько огромное, что не видно другого берега! А я увижу, папочка! Отец засмеялся и сказал: не увидишь! Знаю, что увижу! Обязательно увижу! От волнения он почти кричал. Пап, я правда увижу другой берег. И тогда папа произнес самые важные слова на свете. Сказал, что если увидит, то он купит ему… Перестань, просила мама, но папа продолжал: куплю тебе, если увидишь другой берег… Но другой берег существует, да? Он должен быть уверен. Конечно, существует. Отец заговорил громче и замедлил шаг: если действительно увидишь, — произнеся это «действительно» с особым выражением, — хорошо, если увидишь, — куплю тебе, что захочешь, обещаю.
Родители смеялись, а у него сердце едва из груди не выпрыгнуло. Он не помнил, как вошел в вагон, и хотя вначале радовался, что будет сидеть у окна, теперь это было не важно. Папа помахал им рукой, и перрон двинулся, и все быстрее проносились за окном деревья, а он уткнулся лбом в коричневые занавески купе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47