А я говорю, что не хочу иметь детей, потому что у меня есть дела поважнее.
Дело не в том, что у меня было ужасное детство и кошмарные родители, поэтому я не хочу, чтобы с моими детьми случилось то же самое. Конечно, в первый год пришлось несладко. Моя мать была, мягко говоря, опустошена. Когда она плакала, я приносила ей бумажные салфетки и сворачивалась калачиком рядышком, на диване, поглаживая ее по голове, потому что так она делала, когда мне было грустно, а я не знала, как еще ее утешить.
Потом она стала плакать все реже и реже, и вскоре у нее появились друзья, ни один из которых не задерживался надолго, но, по крайней мере, они заставляли ее улыбаться.
– Он тебе не «дядя», – говорила мама, когда я спрашивала, почему подружкам разрешалось называть друзей их мам «дядями», а друг моей мамы был для меня просто Бобом.
Или Майклом. Или Ричардом. Теперь, конечно, я понимаю. Она не хотела замуж. Не хотела серьезных отношений. Все это мы уже проходили, повторяла она с беззаботным смехом. Ей хотелось развлечений. Хотелось ощущать себя красивой, чтобы к ней относились по-человечески. Естественно, секс тоже играл роль, но в основном она жаждала внимания. И когда чувствовала, что внимание мужчины ослабевает, прощалась с ним.
Поэтому слово «дядя» включало в себя близость и постоянство, которого она не хотела и в котором не нуждалась. Близость и постоянство, которым не суждено было появиться, хотя некоторые из ее друзей были очень милыми. Помнится, мне особенно нравился Боб. Очевидно, он полагал, что путь к сердцу матери лежит через ее ребенка, и, благодаря Бобу, у моих кукол было больше кукольной косметики, чем у всех моих подружек, вместе взятых. Более того, это была настоящая косметика, и мы с подружками тоже могли краситься.
Чем старше я становилась, тем крепче росла моя привязанность к матери. Некоторые говорят, что это ненормально, что между родителем и ребенком должны существовать границы, но мне нравилось, что я могу называть ее Вив, и она не против; что она берет мои мини-юбки, а я – ее индийские шаровары; что когда я решила в пятнадцать лет начать принимать противозачаточные таблетки (не потому, что я занималась сексом, а потому, что надеялась заняться им в скором будущем), человеком, который сопровождал меня в клинику планирования семьи, оказалась моя мать.
Я была в восторге оттого, что после свиданий, тем же вечером или наутро, мы садились на диван и обсуждали все в деталях, вместе хихикали, пили водку с тоником, когда нам было хорошо, и съедали по гигантской шоколадке с изюмом и орехами, когда нам было плохо.
Сейчас она живет в Льюисе. Она все еще одна. И иногда мне кажется, что ей пора устроить свою жизнь. Не потому, что она несчастна, а потому, что с возрастом все тяжелее жить в одиночестве, и потому, что она заслуживает быть с человеком, который бы о ней позаботился. Но у нее есть друзья, собака и теперь – партии в бридж, и она утверждает, что больше в жизни ей ничего не нужно. О, и я, конечно, поэтому она и приезжает повидать меня на выходные.
– Выкладывай, партизан, – я устроила Вив экскурсию по квартире в Белсайз-парк (на это ушло пять минут), после чего она утащила меня в центр прошвырнуться по магазинам.
На остановке Свисс-Коттедж мы запрыгнули в автобус и поехали по Веллингтон-Роуд в «Селфриджес», универмаг, более известный как «Мекка», по крайней мере, для моей матери.
– Что выкладывать?
– Я уже видела твою квартиру, поняла, что тебе нравится жить в Лондоне, знаю все о твоей работе, но ты не сказала ни слова о личной жизни.
– Какой личной жизни? – мрачно бормочу я, по тому, что-что, а личная жизнь у меня совсем не ладится.
Можно сказать, после того эпизода в подворотне с Марком личной жизни у меня и не было. К тому же тот случай вообще не считается. Да, в ту ночь он был невероятно сексуален, но это было классическое свидание на одну ночь, и, думаю, никто из нас не желает повторения.
– Ты вроде что-то говорила про какого-то парня с работы. Кто же он… бухгалтер? Нет! Юрист. Ты же говорила, что закрутила с юристом с работы. И куда же он делся? По твоим рассказам, он вроде ничего.
Дерьмо. Я и забыла, что на следующий день с ней разговаривала и выложила все в подробностях.
– У нас ничего нет, – вздыхаю я, выглядывая в окно. – Обаятельный парень, но у него есть девушка, и мы вместе работаем, поэтому, даже если бы у него никого не было, все было бы слишком сложно. К тому же, думаю, я ему не нравлюсь.
– Забавно, – она поворачивается ко мне. – Я всегда думала, что если перееду в Лондон, то уж точно найду себе мужика. Мне казалось, что они здесь штабелями на улицах валяются. Но оказывается, что где бы ты ни жила, твоя жизнь – по-прежнему твоя жизнь, и ты не меняешься. Но почему-то я думала, что в Лондоне все по-другому. Более шикарно. Более волнующе.
– Что значит, ты думала, что найдешь себе мужика? Ты же никогда не хотела замуж, забыла?
Она улыбается.
– Я так говорила? Наверное, я просто не встретила того, кто отвечал бы всем моим требованиям.
– Что ты имеешь в виду?
Она пожимает плечами.
– Чем больше времени я проводила в одиночестве или с тобой, тем выше поднималась планка. Мне уже было недостаточно, чтобы мужчина любил меня, не изменял, хорошо относился. Мне хотелось, чтобы он был красив, умен, с чувством юмора, чтобы он был творческой личностью, и в те дни деньги тоже бы не помешали.
– Но это на самом деле важно, – я в недоумении.
– Может быть, но это же не смертельно, если одно из этих качеств отсутствует. У меня были прекрасные мужчины, но я слишком многого от них требовала и всегда уходила первой, надеясь, что еще встречу идеального мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111