— А я хочу услышать твою версию, — настаивал Буравин.Катя пожала плечами:— Алеше стало плохо. Я ему помогала прийти в себя.— Плохо — отчего? Что перед этим произошло?— Я не знаю. Но я видела, что у него был внезапный сердечный приступ, — ответила Катя, — и все. А почему ты меня допрашиваешь, как врага?Буравин глядел ей прямо в глаза:— Потому что у меня есть информация, что ты специально воспользовалась приступом Алеши, чтобы Маша уличила его в измене. Признайся, так?Катя пустила в ход свои незаурядные актерские способности, она приняла вид оскорбленной невинности:— Ой, я не знаю, как это смотрелось со стороны. Но пойми, папа, когда человеку плохо, бросаешься ему помогать и совершенно не думаешь, как это смотрится со стороны! В конце концов, искусственное дыхание рот-в-рот, которое делают утонувшему, тоже можно принять за поцелуй.— И ты что, делала Алеше искусственное дыхание? Катя продолжала свою игру:— Не издевайся! Нет, конечно… Но я… могла позволить себе какие-то вольности. Расстегнула ему рубашку, например… Но только для того, чтобы ему было чем дышать! Чтобы обеспечить свежий воздух! Или я об этом тоже должна была спрашивать Машу? А Машу, как будущего врача, совершенно не красит тот факт, что она сбежала от больного!— Вот это ты уже зря сказала. Как же ты похожа на свою мать! — осадил ее Буравин.Катя возмущенно воскликнула:— Ты что, не веришь мне? Или со мной ты тоже развелся? Мне, родной своей дочери, ты не веришь! Эх ты, папа!Буравин угрюмо смотрел на нее:— Я бы тебе поверил, но есть еще один свидетель событий. Его мнение ты не хочешь послушать? Полина! Можно тебя на минуту? — позвал он, и в комнату вошла Полина.— Катя, и ты, и я знаем правду, — сказала она. — Мне кажется, что сейчас еще не прошел момент, когда все можно исправить. Ты попыталась все разрушить между Алешей и Машей. И ты же должна теперь все исправить.— Я не понимаю, Полина Константиновна, что вы от меня хотите! — Катя притворно удивилась.Полина посмотрела ей в глаза:— Прекрасно понимаешь. Ты оказалась в Алешином доме не случайно, я еще не знаю, что ты сказала Маше, отчего бедная девочка убегала, не видя дороги!— Я сказала? — взвилась Катя. Полина отмахнулась:— Сказала, сделала… Катя, я думаю, что сейчас тебе не оправдываться нужно, а искать выход из положения. Эх, как тебе не стыдно! Ведь ты потом сама будешь раскаиваться, но будет поздно. Я понимаю, Маша тебе не нравится. Это девушка, как ты считаешь, не твоего круга. Но ведь Алеша — брат твоего жениха, Кости. Как, кстати, Костя относится к тому, что ты прибегаешь вечером к Алексею? Мне кажется, ты уже играла в эту игру, девочка. Тогда было все с точностью до наоборот. А теперь… Тебе не кажется, что ты чересчур увлеклась этой игрой?— Не делайте из меня виноватую! Вышло недоразумение! — закричала Катя.— Пусть. Но результатом твоего недоразумения стал разрыв Маши с Алешей. И будет правильно, если ты их и помиришь.— Я? Да что вы говорите! Полина твердо повторила:— Да, Катя. Ты должна пойти к Маше и все ей объяснить, рассказать, как было на самом деле.Буравин подключился к разговору:— Ты должна это сделать, дочка.— Я — к Маше? Вы что, хотите, чтобы я пошла к этой Маше и уговаривала ее не сердиться на Алешу? Нет, ни за что!— Но если ты считаешь себя правой, тебе не сложно будет рассказать Маше, как все произошло, — сказала Полина.Катя возмутилась:— Именно потому, что я считаю себя правой, я не намерена оправдываться и доказывать… что я не верблюд!— Тогда мне придется поговорить с Костей. А он — попытается все объяснить брату, — вздохнула Полина.Катя задыхалась:— Да вы… да вы… Полина Константиновна, да вы сами своих родных сыновей друг с другом лбами сталкиваете!— Да, Полина. Костю, мне кажется, сюда вмешивать не нужно. — Буравин поддержал дочь.— Как хотите, господа Буравины. Но я не намерена беречь нервы одного сына, когда второй теряет покой, здоровье и любимую девушку!Катя подняла брови:— Да я-то тут при чем! Не я вашего Лешу с Машей знакомила, и не я должна их мирить! Ясно?— Ой, не кричи, пожалуйста, так громко, — попросил Буравин.Катя начала рыдать:— Как не кричи! Если самые близкие люди… если ты, отец, мне не веришь! Если ты обманываешь меня! Ты же обманом меня сюда зазвал.— Как это? — переспросил Буравин.— А так! Сказал, что маме надо деньги передать, а сам… — захлебывалась слезами Катя.Буравин сухо ответил:— Деньги — это без разговора. — И он потянулся за кошельком.— Да не нужны нам с мамой твои деньги! И ты не нужен! Как-нибудь проживем без твоих подачек! И без твоих близких, которые сами между собой разобраться не могут, а нас виноватыми делают!— Не обобщай. Кого — вас? — остановил ее Буравин.— Ты же сам сказал, что я — вылитая мама! Что, это так ужасно, да? — Катя, плача, закрыла лицо руками. Буравин нерешительно шагнул к дочери, чтобы ее утешить. Обернувшись на Полину, он увидел, как она смотрит на него насмешливым взглядом: она в этот спектакль не верила. Буравин заколебался: с одной стороны, ему хотелось утешить страдающую дочь, с другой — его останавливал колючий взгляд Полины.— Может быть, действительно, у нас лучше получится все объяснить ребятам? Тебя они, Поля, обязательно послушают, — предложил он.Катя отняла руки от лица:— Да! И передайте им, пожалуйста, что они меня абсолютно не интересуют, ни тот, ни другой! И пусть Маша и Алеша обходят меня за километр! Пусть сами разбираются со своими приступами, болезнями и ссорами!И дернув плечиком, Катя ушла, громко хлопнув дверью.— Виктор, скажи, ну почему наши дети несчастливы? Почему они не могут помириться? И почему Катя все время мешает жить Алеше?Буравин постарался ее утешить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111