— А Москвин-то чего вдруг к нам пожаловал? — спросил Марукин.— Интересуется судьбой учителя. Переживает, — пояснил следователь.Марукин покачал головой:— Странно. Столько лет интереса не проявлял, и вдруг — на тебе, нарисовался.— Не нарисовался, а откликнулся на мой запрос. Приехал помочь в расследовании, — возразил следователь.— Кстати, о расследовании. Я сегодня собираюсь проводить повторный допрос Родя. Какие будут пожелания? — переменил тему Марукин.— Никаких. Потому что сегодня Родя буду допрашивать я, — отрезал следователь.На допросе следователь не тянул резину:— Ну так что, гражданин Родь? Идем на чистосердечное признание или уходим в глухой отказ? — сразу спросил он.Смотритель хитро сощурился:— Да я не против чистосердечного. Если, конечно, вы меня убедите, что это необходимо.— Значит, так. Против тебя — факты. Во-первых: в 1999 году в районе твоего маяка без вести пропал известный ученый Игорь Сомов, — начал следователь.Смотритель хмыкнул:— Да? Прямо у маяка? Ну надо же! Ну, это ж разве факт? Это так — фактик. Для чистосердечной исповеди нужны основания посерьезней.— Знаешь что? Когда у меня на руках будут такие «фактики», никакое чистосердечное тебе уже не поможет, — отрезал следователь.Смотритель махнул рукой:— Ну ладно, уболтал. Давай бумагу, напишу.Следователь недоверчиво взглянул на смотрителя, но бумагу дал. Смотритель начал писать, следователь за ним наблюдал:— Ты пиши, пиши. Чем больше подробностей, тем лучше. Чистосердечное признание смягчает вину… Хотя… совокупной вины на тебе столько, что… Ладно, пиши.Смотритель огрызнулся:— А я и пишу. И ведь действительно: чем больше пишу, тем легче на душе становится!Смотритель продолжал увлеченно что-то писать. Следователь постепенно закипал:— Что ты там пишешь так долго?— Так ты ж сказал, чем больше подробностей — тем лучше. Вот я и описываю все в деталях.Следователь потянулся к бумаге:— Дай-ка я посмотрю, что ты написал.— Э, нет. Сначала ты меня уговаривал, а я не хотел. А раз уговорил, так теперь и не останавливай. Не наступай на горло моей песне.Следователь едва сдержался:— Вот уж не знал, что тебя охватит такое вдохновение!— Э, да ты еще не знаешь всех моих творческих способностей! — ехидно сказал смотритель.Терпение следователя иссякло:— Ну, все, давай сюда свою писанину! Смотритель отдал следователю свой листок. Тот начал читать:— «На первое дело я пошел в малолетстве — 5 лет мне было. Обнес яблоню в соседском саду. Поступок мой раскрылся, и отец меня выпорол. Но уже через неделю я пошел на второе дело». Что это? Что за бред? Смотритель молчал и загадочно улыбался. Следователь нервно читал дальше:— «Теперь мы обносили не яблоню, а сливу. И был я уже не один, а с подельником — Сашкой Невеличко. Этот наш поступок так и остался тайным. И с тех пор мне все стало сходить с рук». — Ты что, издеваешься надо мной? Дальше — то же самое?Следователь перевернул листок, бегло читая его с другой стороны. В ярости разорвал его на мелкие клочки. У смотрителя глаза сияли от восторга:— Начальник, ты же хотел как можно больше подробностей! Что тебе не нравится?Следователь в ярости бросил разорванный на мелкие кусочки листок с признанием смотрителя в угол камеры:— Ну все, Родь. Игры закончились. Даю тебе слово чести: ты ответишь за все свои поступки! Я тебя посажу — всерьез и надолго.— Только ты сначала доказательства собери, а уж потом грозись! Я тебе не лох, чтобы на такую туфту попадаться, — зло бросил смотритель.Следователь покинул камеру. В дверях он обернулся и грозно повторил:— Повторяю: всерьез и надолго. * * * Маша и Алеша шли, взявшись за руки, по вечернему парку.— Маш, смотри, почки набухли… — Леша с радостью разглядывал ветки деревьев.— Скоро совсем тепло будет, — вторила ему Маша.— А помнишь, как мы с тобой танцевали в этом парке? — посмотрел на нее Леша.Маша кивнула:— Конечно, помню. Ты тогда только первые шаги после болезни делал. Я понимала, какая это для тебя боль.Неожиданно Леша предложил:— Так давай снова потанцуем! Сейчас это у нас получится гораздо лучше.— Что ты, мы же опоздаем в ресторан. Да и без музыки не получится, — засомневалась Маша, но в этот момент откуда-то раздались звуки вальса.— А вот и музыка. Похоже, нас услышали там, — Леша показал глазами на небо. — Теперь мы просто обязаны потанцевать.— Хорошо. Будем считать, что это репетиция нашего свадебного танца.Маша сняла с себя пиджак, и влюбленные закружились в вальсе.— Тебе не больно? — заботливо спросила Маша. Леша помотал головой:— Ничуточки. Благодаря тебе я совершенно забыл и о боли, и о своей болезни. Хотел даже инвалидное кресло выбросить.— И что?— Костя не дал. Смешной такой, говорит: может, кому-нибудь еще пригодится, — пожал плечами Леша.Маша сразу посерьезнела:— Знаешь, такую вещь нельзя держать в доме. Иначе она на самом деле может кому-то пригодиться. Но нам лучше, чтобы не пригождалась. Правда?— Убедила. Зайду на днях к отцу и сам выброшу это дурацкое кресло. Пойдем, а то ты уже замерзла — нос красный! — улыбнулся Леша.— На свой посмотри! — отпарировала Маша.Закончился танец, и молодым людям зааплодировали несколько человек, случайных прохожих. Одна из хлопающих — женщина в возрасте — подошла к ним.— Ребята, вы меня, наверное, не помните. А я вас из тысячи узнаю, — обратилась она к Маше и Леше. — Я" видела вас в этом парке пару месяцев назад — вы тогда тоже танцевали. Как сейчас помню — мысленно пожелала вам обоим счастья, а молодому человеку — выздоровления.— Спасибо, — прочувствованно сказал Леша.— Это вам спасибо. Вы в тот день меня просто спасли, — возразила прохожая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111