Подвернись тебе кто-то другой, ты и за него уцепилась бы. Ты слишком привыкла цепляться за других, тебе нужна опора, и только, и никакая это не любовь…
Вот они вернутся в Лондон, она начнет работать в книжном магазине и никогда больше не встретится с Ричардом снова. Пора стать взрослой, руководствоваться здравым смыслом, по кирпичику строить свою новую жизнь, которая не обязана быть легкой и радостной.
Энн вышла из ванной, надела ночную рубашку, погасила свет и перед тем, как лечь, подошла к окну. Ветер стих, снега не было, из-за туч вышла полная луна и повисла напротив окна. Энн отыскала взглядом то место, где приютился бездомный. Может быть, он ушел? Нет, его фигура по-прежнему темнела на коробках. В это мгновение внизу хлопнула дверь. Энн увидела, как из мотеля вышел Ричард с пакетом в руке и быстрым шагом направился к тому месту, где припарковал автомобиль.
Удивленная, Энн застыла у окна. Ричард открыл дверцу, вынул плед, лежавший на заднем сиденье, взял в другую руку пакет и направился к навесу. Энн отодвинулась в угол, хотя ее и так невозможно было увидеть с улицы. Ричард подошел к бродяге и сказал что-то. Тот не удостоил его даже мимолетного взгляда. Ричард положил плед на коробки, поставил рядом пакет и вошел в здание. Энн увидела, как бродяга набросился на еду, которую достал из пакета, как только Ричард ушел. Потом он снова запустил руку в пакет, и Энн увидела, как он достал что-то, похожее на пачку купюр. Некоторое время он изумленно смотрел на деньги, затем подхватил плед, пакет и быстро исчез за утлом здания.
Энн босиком перебежала комнату и легла в кровать. Немедленно к ней на одеяло прыгнул Глостер, прижался теплым комочком. На Энн навалилась усталость, веки сами собой закрылись. Завтра, завтра, пробормотала она, уже плохо соображая, что хочет сказать. Главное – она никогда не расстанется с Глостером…
8
На другой день ветер подул с юга, снег, выпавший накануне, растаял, на небе светило бледное солнце, и, несмотря ни на что, сердце Энн наполнилось надеждой. Когда она спустилась вниз, Ричард ждал ее и, поприветствовав, посмотрел на нее долгим непонятным взглядом, затем, как бы спохватившись, улыбнулся.
Сдержанно кивнув, она отпила свой кофе. Утром Энн решила, что больше не станет пользоваться косметикой, но в последний момент слегка подкрасила ресницы.
На Ричарде сегодня были шерстяная темно-серая рубашка и потертые джинсы.
– Я узнал у бармена, – сказал он, – что здесь есть небольшая мясомолочная фабрика на севере города. Там мы, надеюсь, получим исчерпывающую информацию.
– Очень хорошо, – как можно хладнокровнее кивнула Энн, скармливая Глостеру колбасу. – Не будем задерживаться. Мне не терпится выяснить, существует ли этот Робин Боббин.
Они поднялись. Пока Ричард расплачивался, Энн выглянула в окно. Как там вчерашний бродяга? На коробках не было никаких следов его пребывания. Они вышли на воздух. День оказался еще более теплым, чем можно было предположить, глядя в окно. Солнце ласково погладило щеки Энн. Глостер зажмурился и чихнул. Ричард открыл машину, и Энн увидела, как в его темных волосах вспыхнули рыжие искры. Он распахнул перед ней дверцу, и Энн с независимым видом уселась на сиденье, прижимая к себе Глостера.
Фабрика оказалась старинным, но обновленным одноэтажным зданием. Уже на подступах они ощутили специфический запах.
– Неужели тут забивают скот? – вырвалось у Энн. – Невыносимо думать об этом, хотя я не вегетарианка и ем мясо.
– У меня то же самое, – невесело усмехнулся Ричард. – Я люблю коров и люблю ростбиф.
Энн вспомнила, как в детстве долго отказывалась есть мясо, впервые услышав, как коров ведут на бойню, и едва не довела себя до анемии. В конце концов она уступила уговорам отца. Детские впечатления бывают яркими, но скоро их вытесняют другие, и, если какие-то из них оставляют глубокий след, это обнаруживается позже.
– Человек привыкает договариваться со своей совестью, – сказал Ричард. – Без этого невозможно было бы жить. Мы каждый день сталкиваемся с несправедливостью, слышим об умирающих от голода в Африке, о жестокости к детям и животным – и утешаем себя: так создан мир. Ведь сами мы сыты, одеты, благополучны, извлекаем из жизни удовольствия. А рядом столько несчастных, которым мы можем помочь, но не даем себе труда.
– Вы социалист по убеждениям? – спросила Энн.
– Мне просто представляется, что социальная справедливость – разумное условие стабильности общества.
Энн думала так же, но ей не захотелось поддакивать.
– У каждого человека много возможностей, достаточно приложить руки, чтобы добиться успеха.
– Не все безработные – лодыри. А больные СПИДом, а наркоманы, и все, отвергнутые обществом?
– Но вы сами говорили, что всем помочь невозможно. Может быть, люди сам виноваты в своих несчастьях?
– Разве люди из-за этого менее несчастны? Да, некоторые в силах справиться сами, другим нужна поддержка. – Он затормозил у ворот и выключил мотор. – Вы пойдете со мной?
– Конечно! – Энн даже возмутилась, что он считает ее способной пропустить самое интересное. – Дело Пайка и Дженкинс или близится к развязке, или зайдет в тупик. Я хочу быть свидетелем.
– Вы не свидетель, а активный участник, – поправил Ричард.
Энн выбралась из машины.
– А тебе, мой дорогой, придется посидеть здесь, – ласково сказала она Глостеру. – Не то запахи на фабрике сведут тебя с ума.
Резкий порыв налетевшего ветра растрепал ей волосы, и Энн накинула на голову шарф. Ричард улыбнулся, протянул ей руку, и она вложила в его ладонь свою. Он заглянул ей в глаза, и Энн, всеми силами цепляясь за свое решение оставаться холодной и невозмутимой, почувствовала, как у нее слабеют колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53