Кстати, кроме мужа Ванны здесь сегодня и некий Чарлз, но, по словам моей подруги, он, на мое счастье, гей, а значит, подруга не начнет меня немедленно сватать — что она обожает делать. Впрочем, какая разница, гей он или нет? Все равно этот Чарлз, я уверена, даст мне сто очков вперед и по стилю, и по вкусу — по всему. Друзья Ванны — люди необычные, блестящие и очень интересные. В их обществе я теряюсь. Кстати, упоминание о многих из них я часто встречаю в таблоидах.
Я в полной растерянности. Нет, я в ужасе. Но Ванна была так настойчива, приглашая меня к четырем часам, что отказаться не было никакой возможности.
Приходится все же нажать на звонок.
— Дорогая! Рада тебя видеть! — Ванна распахивает дверь буквально через пару секунд. Она обнимает меня, обволакивая тонким ароматом своих духов. — Уинстон! Немедленно прекрати! Вот оболтус! — Она пытается оттащить собаку за ошейник. — Прости, Анна, так он проявляет дружеские чувства.
— Да, я знаю, — вяло отвечаю я. — Привет, Уинстон.
Речь идет об огромном золотистом ретривере, который постоянно линяет. Он обладает способностью оставлять свою шерсть на одежде гостей, и мне всякий раз здорово достается от него.
— Перестань, Уинстон, — умоляю я, видя, как мое платье цвета морской волны покрывается длинными светлыми волосками.
Но тут пес исхитряется подпрыгнуть выше обычного и облизать мне лицо. При этом ему удается размазать мне всю тушь и обвешать щеки слюнями. В такие моменты я начинаю понимать корейцев и их кухню. Правда, для меня остается загадкой, кто захочет есть такого слюнявого пса, как Уинстон.
— Ну и ну! — восклицает моя подруга, отпихивая собаку коленом. — Дорогой! Иди сюда!
В прихожей немедленно появляется Руперт с бокалом мартини.
— Ха-ха! — весело смеется он. — Анна, да ему удалось тебя облизать! Уинстон, как тебе не стыдно! — Руперт треплет собаку по загривку. — Анна, прости его. Так он выражает дружеские чувства.
— Да-да, мне это известно, — снова бормочу я, пытаясь улыбнуться. — Но мне нужно умыться.
За спиной Руперта возникает какой-то мужчина. Он среднего роста, строен и одет в элегантнейший серый костюм, который ему не слишком идет. У него аккуратная бородка и смуглая кожа. На лице застыл немой ужас — при виде меня. Он судорожно вздыхает и что-то шепчет на ухо Руперту.
— Ах да, это Анна, — весело восклицает Руперт. — Не обращай внимания на ее странный макияж. Это работа нашего пса. Анна, позволь тебе представить Чарлза Доусона.
— Прошу меня извинить. Я на минуту, — невнятно бурчу я и устремляюсь вверх по лестнице, в ванную.
Вот черт! Ничего себе ловушка! Никакой он не гей, этот Чарлз Доусон! Ванна снова обманула меня, а я опять ей поверила. Проклятие, когда же она перестанет меня сватать! Мне был обещан вечер в окружении приятных людей, дорогая индийская еда из шикарного ресторана для высшего общества…
Вместо этого меня снова сватают!
Ванна поставила перед собой цель устроить мою личную жизнь и вот уже много лет не отступает от нее. Кстати, совершенно безрезультатно. Почему-то моей подруге не приходит в голову, что меня смущает и пугает ее настойчивость. Все эти банкиры и руководители издательств предпочитали вежливо поболтать около часа, а затем ретироваться под любым благовидным предлогом. Если бы я записывала в блокнот все эти предлоги, я бы стала обладательницей довольно занятной коллекции.
«Прости, Ванна, — говорил, например, мой визави, — но мне срочно нужно уйти. Через двадцать минут начнется очень интересный репортаж, который я хотел посмотреть». Или: «Прости, Ванна, но мне нужно бежать. У моей собаки недержание. Кто-то должен вывести ее на улицу и вытереть за ней лужи».
Было и такое: «Ванна, мне очень жаль, но завтра у меня тяжелая операция. Я должен выспаться, чтобы не дрожали руки».
После подобных заявлений Ванна всегда сначала пытается удержать гостя, затем сдается, провожает его до двери, а вернувшись ко мне, подмигивает и сообщает: «Кажется, он на тебя запал, подружка».
Говорит она это довольно громко, и ее муж Руперт всегда при этом фыркает.
В ванной я осторожно поправляю макияж влажными салфетками, припудриваю лицо и делаю глубокий вдох. Я пользуюсь только пудрой, тушью и карандашом для бровей, так что быстро исправляю урон, нанесенный Уинстоном.
Затем мне приходится долго собирать с платья собачью шерсть, которая никак не хочет расставаться с такой уютной и неприметной тканью. Вытаскиваю из сумочки флакончик ' «Шанель №5», касаюсь пробочкой запястья. Наверное, вам интересно, почему я пользуюсь именно этими дорогими духами?
Этот аромат мне дарят родители. Каждый год, на Рождество. Всякий раз я говорю, что это лучший рождественский подарок, которой они могли мне вручить, и что без флакона «Шанель» Рождество уже не будет Рождеством.
Родителям приятно, что я всегда рада этому подарку и что им не приходится ломать голову над чем-то еще. А у меня не поворачивается язык попросить другой презент, вроде нового мобильного или просто пятидесятифунтовой купюры.
Хотя зачем мне новый мобильный? Привлекать к себе внимание? Я всегда стремлюсь быть незаметной, носить неброские вещи, скромно краситься. Всем своим видом я призываю не замечать меня.
Даже сегодняшнее платье цвета морской волны скроено так, что, посмотрев на него один раз, второй раз промахнешься взглядом.
Я выхожу из ванной и нос к носу сталкиваюсь с целой толпой людей. Они шествуют по коридору, среди них я вижу Ванну с двумя бокалами шампанского (разумеется, не того, что принесла я, а настоящей «Вдовы Клико»). Она весело щебечет, кого-то похлопывая по плечу, кого-то целуя в щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143