Измученная борьбой с одеждой, взволнованная все убыстряющимся ритмом страсти, она вытянулась, отрываясь от удерживавшего ее рта. Руки ее были закинуты за голову, спина упиралась в верхний край пассажирского сиденья «Судзуки», а длинные ноги раздвигались все шире. По ее лицу блуждала слабая улыбка наслаждения, ее умиляло выражение робости в глазах Билли. Она знала, чего хочет, знала, что неотразима. Ее обнаженная грудь вонзалась в черный бархат неба. А внизу, при свете звезд, набухали розовые, как цветы персика губки – ее мерцающая, с ароматом мускуса, шелковистая сердцевина, обрамленная грубой сырой тканью линялых джинсов, все еще закрывающих ноги.
Каким-то астральным чутьем Билли услышал молчаливый приказ. И бросился исполнять его, повиноваться ей, обвившей его голову руками.
Песнь торжествующей любви зазвучала в Джейн; Билли прижался к ней, а ее ноги устремились вслед за руками и обвили его. Она прильнула к нему всем телом, все глубже погружая его в свою прелесть. Она сжимала бедрами его щеки, притягивая его голову обеими руками к своей влажной плоти, побуждая его язык и губы проникать все глубже. Ее ноги сновали по спине Билли, то скользя по его бокам, то опускаясь к ягодицам. Язык Билли, как бабочка, трепетал внутри ее, она теряла голову от наслаждения, все сильнее, настойчивее становился бег нетерпеливых ног у него на спине. Все крепче становились удары, она почти била его, чтобы заставить вдохнуть свой аромат, овладеть ею.
Скользя по острию сладостной отрешенности, Джейн растягивала миг наслаждения. Ее мышцы то напрягались, то расслаблялись, она руководила ртом, услаждавшим ее, заставляя его останавливаться, когда он жаждал продолжения, и запускать вновь, когда ему хотелось отдыха. И внезапно оказалась на вершине сладострастия, откуда не было возврата. Как во время прыжка с трамплина, она низко пригнулась, напрягая каждый мускул перед решительным полетом в необозримом пространстве. Все ниже она продвигалась к решительной точке; тело ее содрогалось, билось в ознобе. Пейзаж перевернулся, и она стремглав ринулась к цели. У нее в горле зародился крик. Он нарастал, клокоча и вырываясь наружу, чтобы обрушиться на безмолвные холмы, отразиться от невидимых гор – и возвратиться к ней снова, принесенный жалобным звонким эхом, стоявшим на страже в этот драгоценный миг счастья.
– Да, да-а-а-а-а-а-а! – пронзительно закричала она, когда разум и мысли улетели прочь, а губы соединились с губами мужчины, который любил ее.
– Похоже, Тернера уже рвет от Эм-джи-эм. Он перебрал больше, чем способен переварить.
Джули Беннет сладострастно принялась за устрицу, будто это было нечто такое, что можно было взять с собой в постель. Ее большие красные губы обвились, как змеи, вокруг нее, затем она быстро лизнула ее, а затем обошлась с ней, как итальянская уличная девка с вырванным ею из рук соперницы парнем. Когда устрица проскользнула в ее желудок, Джули взяла бокал ледяного «Кортон Шарлемань» 82-го года и подозрительно уставилась на Даниэля Гэлвина Третьего.
Под прилизанными набриолиненными волосами пышущее загаром лицо Гэлвина расплылось в довольной улыбке.
– Да уж, эти ребята полагают, будто им все по плечу. Но сейчас Тернер позорно бежит, и посмотри-ка, в какую беду попал Боески. Нет, лично я заставил бы конгресс поставить их на колени.
Даниэль Гэлвин говорил так, будто конгресс был специально создан для его личных нужд. И если им никак не удавалось поставить вне закона налетчиков, так это только потому, что он – по известным ему причинам – не отдал надлежащих указаний.
Джули улыбнулась его напыщенности, хотя знала, что тут есть доля истины. Как председатель, исполнительный директор и крупнейший владелец акций самой известной телекомпании Эй-би-эс, Даниэль Гэлвин стоял по правую руку от Господа Бога. Ее острота в адрес Тернера – энергичного, задиристого председателя Си-эн-эн, должна была понравиться Даниэлю, потому что совсем недавно тот пытался, но не сумел прибрать к рукам Си-би-эс, главного конкурента Эй-би-эс. Как в игре с музыкальными стульями в телебизнесе – «Коламбия» проглочена «Кока-Колой», спесивый павлин Эн-би-си сцапан Эр-си-эй, а Эй-би-си втянута в перестрелку с «Кэпитл ситиз». При этом огромное число людей нервно оглядывается через плечо, стараясь в этой схватке оказаться в нужном месте, когда музыка закончится.
– Под тебя кто-то роет? – Джули внимательно взглянула на него краешком глаза, принимаясь терзать следующую устрицу.
– Господи Боже, нет! – гневно выкрикнул Даниэль Гэлвин. Джули Беннет явно не знает кое-каких вещей относительно бизнеса. Ему не очень-то нравилось принимать предложение пообедать от тех, кого он едва знал, но Джерри Форд настоял, чтобы он шел на обед обязательно, и сейчас Даниэля интересовало, почему он был так обеспокоен. Эти англичане себе верны. Они думают, что солнце светит из их задницы, и если ты не из королевской семьи, с тобой и считаться нечего. Джули должна знать, что ему принадлежит Эй-би-эс – ну по крайней мере добрые двадцать пять процентов. И любая дешевая проститутка, которая собирается вмешиваться в его деятельность, будет стерта в порошок. Даже если дела не блестящи в данный момент, организации, которые имеют его акции, не откажут ему в поддержке. Он же один из них – «Фай Бета Каппа», «Гарвардское право», Богемский клуб, – и он всегда может рассчитывать на их помощь, если кто и посягнет на его дело. И все же иногда по ночам, часа в три, когда уже не действовал мартини, наступал какой-то странный нервный сдвиг – им и объяснялась его реакция на замечание Джули Беннет, и то дурное настроение, с которым ему все сложнее становилось справляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141