Глаза азиата блеснули.
– А какая длина у нитки четок, как мы говорим здесь? Вы понимаете, о чем я? Все зависит от того, какой результат вас интересует.
– Приемы только по утрам, – быстро заговорил Фоли. – Два доктора, пара сестер. Рентгеноаппарат и какие-нибудь приборы по диагностике и переливанию крови. Инструменты для локальных хирургических операций. Оборудование, умывальник, капельницы, мебель – и небольшой, полуокупающийся бюджет.
– С миллионом долларов мы сумеем сделать вместе что-то очень хорошее. Даже отличное.
Фоли сощурился. Он тоже мог бы войти в долю.
– Я дам семьсот пятьдесят тысяч, и считайте, что мы начали работать уже вчера. Ладно. Уладим детали у меня в гостинице, если вы не против.
Семьсот пятьдесят тысяч, повторил мысленно Фоли. Откуда они? Взялись ли эти деньги от Мика Джеггера и Тины Тернер, зажигавших толпы на стадионах? Или от невероятной Мадонны, доводившей до безумия своих фанатов, пока дух поколения впервые не взглянул им в лицо после закрепленного в «Пентхаусе» и «Плейбое» успеха? Или они берутся от супергрупп «Боно» и «У2», обладающих силой, которая вселяет радость в сердца зрителей во всем мире. Для всех этих правильно мыслящих граждан, которые глумятся и издеваются над безвкусными и фальшивыми претензиями и материальными ценностями мира поп-звезды, – для всех них у Роберта Фоли имелось сообщение. Здесь, сейчас и завтра дети смогут жить и любить благодаря «живой помощи» и великолепным женщинам и мужчинам, которые потели и выкладывались на сцене в благотворительных целях.
Доктор Чандерсава не знал, что на это сказать. Новости были неплохие, но и хорошими их вряд ли можно назвать. Отнюдь не триумф, но пока и не трагедия. Он выразительно помахал в воздухе рукой.
– Ну? – выпалил Фоли, словно палку с хрустом переломил. Его челюсти устрашающе сжались – он собирался ринуться в битву за детишек. Деликатничанье и рыночный торг здесь были неуместны. Здесь – посреди боли, кишащих насекомых, дерьма и зловония. И если Роберт Фоли решил с этим покончить, то надежда здесь умрет последней.
Доктор Чандерсава изобразил слезливую улыбку:
– Я уверен, что с этими деньгами мы добьемся открытия преотличнейшей больницы.
– Я рассчитываю на это, доктор Чандерсава. Рассчитываю на вас. «Преотличнейшая больница» – это как раз то, что должно здесь быть.
Как и всегда, Роберт Фоли прямо высказывал свои мысли.
– А ну-ка, детка. Действуй как наркотик. Давай, сделай мне укол наркотиком. Вот так, малышка. Ах, как это непристойно. Парень, ты тоже непристоен! Нет, я просто падаю. Заставь всех упасть, заставь же!
Люси Мастерсон незачем было даже заглядывать в объектив. Техническая сторона дела теперь на автопилоте. Ее дело было взвинтить чувственность, свести на нет запреты и перевести магию телесного раскрепощения на пленку. Именно это умение и отличало настоящих фотографов от тех, кто умеет щелкать объективом. Жужжание мотора, страстные ритмы рок-музыки, резкие сполохи света служили фоном ее стонущему, просительному, напряженному комментарию.
Возле молоденькой девчушки из долины Джошуа Шихан принимал немыслимые позы, изгибаясь и вытягиваясь, чтобы навести серебристый прожектор прямо на фотоцель, а самому при этом не попасть в кадр. Для непрофессионального взгляда усилия ассистента были совершенно лишними, но для профессионала в них-то и состояло отличие обычного от необыкновенного – направить свет именно в ту точку, на которой должны будут сосредоточиться глаза читателя. Для этого нужно было знать, на чем сосредоточивается взгляд читателя журнала «Всячина».
– Эй, парень, ну разве не чудесных вещей мы насмотрелись сегодня? Малышка Карен заставила меня крутиться, как рождественская елка. Превосходная работа. Как она это делала, а, Джиши? Ну, отвечай же. Что, солнышко, сбила она тебя с ног, а? Завела, наверное? Из-за нее ты, похоже, распрощаешься с мальчиками?
Джошуа Шихан от души расхохотался. Это был знаменитый стиль Люси. Ее сальности подбадривали модель – растормаживали девицу и улещивали вытворять кое-что похлеще обычного, совсем чуть-чуть, но что придавало легкой порнографии необходимую остроту. По сравнению с раскованными девочками из «Всячины» Люси Мастерсон модели «Пентхауса» выглядели как стерильные иллюстрации из анатомического атласа.
– Похоже, я наконец-то что-то понял. Просто сказки Шехерезады. Все, молчу, молчу. – Выдумывая эту ложь, Джошуа хохотал.
– Понял, солнышко? Ты ничего еще не понял. Но зато ты точно не видел, чтобы так можно было накачаться наркотиками, – Люси согнулась над «Никоном» и щелчком изменила расстояние. – М-м-м, – облизнулась она от удовольствия, щелкнув кадр.
Джошуа Шихан наблюдал за ней со светящимся от восхищения лицом. Это было страшным везением – работать на Люси. В Западном Голливуде, столице гомосексуалистов мира, где даже мэр была лесбиянкой, геи редко нанимали на работу представителей противоположного пола. Но Люси Мастерсон был безразличен пол ее помощника, и он всегда был благодарен ей за это.
– О'кей, Джиши. Для этого снимка достаточно. Держи пока свет, но попробуем расширить – скажем, сделаем двадцать восемь миллиметров. И попытаемся «кодахромом». Сделаем-ка это в цвете, детка. Пусть заиграют все оттенки Карен. – Она отошла от камеры – руки в боки, – обозревая место съемки, и Джошуа, перевозя камеру и оборудование на черной металлической студийной тележке, наблюдал за ней. Здоровенная, толстая, жирная Люси Мастерсон. И все-таки прекрасная. И даже – что-то хрупкое было в ее наружности. Сноп ее светлых волос был подрезан – это была геометрическая стрижка в раскрепощенном спортивном стиле Видала Сассуна, с густой ровной челкой, с ниспадающими с боков прядями и коротко остриженными волосами от шеи до затылка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141