А она-то считала, что он самый невозмутимый среди всей этой сумятицы.
Одна нога Роберта уже давила на акселератор, а рот сомкнулся на этом ужасном крике, напоминая шрам на лице.
Теперь он знал. Теперь он знал, в чем дело. В чем причина всего этого ужаса.
Совсем скоро свершатся два преступления. Одно против природы. Другое против Бога.
Как раненый зверь, Билли Бингэм, превозмогая боль, продвигался к цели.
Он лишился всего, но нужно оставаться в сознании еще немного, до тех пор, пока ничто уже не будет иметь значения.
Рука, замотанная окровавленными бинтами и висящая на повязке, перекинутой через шею, каждое мгновение непрекращающимся криком сигнализировала в мозг. В кабинете неотложной помощи госпиталя Санта-Моника персонал был просто в шоке, а бледность, проступившая на лице молодого хирурга, который осматривал остатки руки Билли, выглядела красноречивым приговором, начертанным на стене его будущего как художника.
– Не уверен, сумеем ли мы спасти руку.
Все мечты, все помыслы и желания будут отсечены.
Ампутация. Хотя будущего больше не было, все еще оставалась цель – главная, единственная цель – только так он мог отомстить за уничтожение своей души. И именно эта цель, а не перкодан, который он принимал, чтобы заглушить боль, поддерживала в нем силы.
Билли все еще чувствовал едкий запах горящих картин, в ушах звучал раздирающий душу скрежет ломаемых костей. В памяти всплыло имя женщины, написанное кровавыми буквами. Оно всплыло из-за луча карманного фонаря.
Джули Беннет.
Продюсер на киностудии «Юниверсал» – любитель живописи – был польщен возможностью выписать пропуск на студию герою мира художников. Билли с трудом преодолевал волны слабости и провалы в сознании, грозившие сорвать выполнение миссии. Было очень трудно стоять в испепеляющей жаре полуденного солнца. Спасибо Богу за то, что он ощущал сжатыми пальцами левой руки… твердую, с насечкой, рукоять пистолета.
Слова, которые произнес Роберт Фоли, воспринимались им так, словно они не принадлежали ему; его голос и разум были подчинены гораздо более могущественному существу.
У павильона, где проходили съемки «Завтра…», запыхавшись от пробежки по обширной территории студии, он содрогнулся от мысли, что спустя столько лет теперь ему придется сделать окончательный выбор.
Он воспринимал происходящее так, словно возвышался над толпой. Джейн гордо стояла на деревянном крыльце имения Тара, рядом с ней камера, впитывающая ее красоту и фиксирующая удивленный взгляд, обращенный вниз на свою мучительницу.
Джули Беннет совсем близко перед ней и чуть ниже ее, руки Джули высоко подняты; в них, подобно кинжалу, зажат конверт. Джули уже готова показать его содержимое, разбросать ужасные свидетельства среди членов съемочной группы, обожающих Джейн. Ей хочется увидеть стыд в глазах нежной девушки, которую она мечтала уничтожить.
Теперь, при звуке его голоса, пораженная интонациями, от которых по спине бежали мурашки, она замерла.
Над съемочной площадкой повисла тишина.
Фильм, самый захватывающий и реальный изо всех когда-либо снимавшихся на свете, приковал внимание каждого, находившегося в зале.
Роберт Фоли прокладывал путь через толпу. Никто не мог и не осмеливался преградить путь человеку, лицо которого было воплощением ярости, а намерения – подобны неотвратимому року.
Джули Беннет подошла к подножию сцены и теперь обернулась, как загнанный дикий зверь, как окруженный леопард: когти выпущены, полные, цвета вишни, губы приоткрылись, обнажив зубы. Лицо превратилось в перекошенную, злую маску, когда она прошипела:
– Я хочу, чтобы вы все увидели… что тут у меня.
Ее трясущаяся рука исчезла в конверте.
Толпа окружила ее. Все стояли молча, как парализованные, столкнувшись с такими мощными эмоциями, противостоять которым попросту невозможно.
Роберт Фоли вступил в молчаливый круг, словно во врата ада. Он приблизился к ней, и теперь голос его звучал мягко.
– Джули, выслушай меня, – сказал он.
Над ними стояла Джейн, наблюдая, как разворачивалась драма. Она словно приросла к месту, лишенная способности думать или чувствовать, будто из нее выпустили всю кровь, и смотрела на происходящий кошмар. Из конверта показались фотографии. Джули приняла страшное решение. Она готова была потерять все ради достижения своей сумасшедшей, дьявольской цели. Но рядом был Роберт. А за ним, залитая потом, Люси Мастерсон, объемная грудь которой тяжело вздымалась от быстрого бега. Джейн видела свою собственную судьбу, но даже в этот момент она чувствовала, что было нечто, что ей следовало бы вспомнить. Кто-то еще присутствовал, но не проявлял себя.
– Не хочу никого слушать. Ни тебя, ни кого другого. Я хочу…
– Ты должна выслушать меня, прежде чем погубишь себя и свою собственную кровь и плоть.
Голос Роберта Фоли звучал угрожающе тихо, как предвестник смерча.
– Я был священником. Прежде чем стать врачом, я был священником.
Внезапное сомнение охватило Джули Беннет.
Рука Джейн, непроизвольно взлетев вверх, прикрыла губы. Священник! Роберт Фоли – священник. Воздух с шумом вырвался из ее груди, в кровь впрыснулась мощная доза адреналина. Священник! Обет безбрачия. Отказ от плотских утех. Роберт Фоли. Роберт Фоли в ее объятиях. Она вспомнила его отчаянный возглас тогда, в тот полдень в Бенедикт-Каньоне, когда он преступил клятву и наполнил ее зовущее тело жизнью, которую обещал никогда не отдавать. Да, у него была другая любовь. Любовь, имя которой – Бог.
– Но ты же врач, – наконец нерешительно сказала Джули Беннет. Внутри ее росло предчувствие, что этот человек, стоящий сейчас перед ней, такой настойчивый, которого невозможно проигнорировать, знал нечто такое, что она должна услышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141