– Как надо?
– Да, я хочу купить несколько работ Бингэма.
– А, понимаю.
Улыбка Ивэна стала теперь настоящей. Это он мог отлично понять. Она не хотела отстать от остальных. Ей это обойдется в копеечку, но что значат деньги в сравнении с гордостью, когда вы заставляете Креза выглядеть каким-то ничтожеством, способным играть лишь в дешевых автоматах Лас-Вегаса.
Ивэн перешел на деловой тон, его тонкие брови взлетели вверх, когда он постарался придать глазам выражение искренности и честности.
– Разумеется, моя дорогая Джули, если кто и заслуживает обладать картинами Бингэма, так это ты. На этот счет нет никаких сомнений. Как жаль, что вы разошлись с ним. Мне следовало бы подумать и оставить одну для тебя, но ты же знаешь, как обстоят дела. Он полон гордости, и довольно… Нет, проблема в поставках, я боюсь. Вся экспозиция была распродана. И я надеюсь на его новые работы. Насколько тебе известно, этот процесс невозможно ускорить.
Он застенчиво посмотрел на нее. Клюнет ли она на эту удочку?
– Брось, Ивэн. Не дурачь меня. Я не первый год в бизнесе. Запомни, я Джули Беннет. Что у тебя в задней комнате?
– О, да. Тихо. Задняя комната. Ну, не очень много, боюсь, и значительная часть уже обещана. Понимаешь, старые клиенты.
Джули уловила ноту упрека. Следовало бы воспользоваться мною прежде, богатая писака, говорил Ивэн. Следовало бы учуять, что у меня королевская поступь.
– За сколько ты продашь?
Ивэн весь напрягся. Дело развивалось быстро. Он собирался продать пару, ну от силы три.
– Сто тысяч долларов, но только для коллекционеров, а не для перекупщиков.
– Послушай, дорогой, я в жизни никогда ничего не продавала, кроме пары пустых картин через «Кристи» и книг. Около пятнадцати миллионов в твердых обложках в среднем по семнадцать долларов и около сорока миллионов в мягких по пять долларов за штуку. Это, конечно, только в Америке.
Джули считала, что иногда необходимо говорить такое. Людям следует напоминать, насколько она богата.
Мозг Ивэна Кестлера, привыкший к операциям с цифрами, быстро произвел вычисления. Получив итог, он улыбнулся. Ничего он не уважал на свете так, как суммы, выражавшиеся количеством цифр в телефонных номерах, особенно если при этом учитывался еще и междугородный код.
– Тебе нужно больше, нежели одна?
– Да.
– Что ж, откровенно говоря, одна или две картины найдутся.
Он обворожительно рассмеялся, как мальчишка, застигнутый врасплох, когда чересчур очевидно пытался солгать.
– Я беру их все, Ивэн. Все до одной.
– Что?
Не веря своим ушам, он уставился на нее.
– То, что слышал, Ивэн. Я сказала, все до одной.
Он поднял вверх обе руки.
– Нет, Джули. Нет, нет. Никоим образом. У нас сорок картин, и нужно удовлетворить запросы других клиентов.
– Я беру все сорок по сто тысяч долларов за каждую.
– Ах! – снова проговорил Ивэн. – Ах.
Четыре миллиона долларов. Такая сделка делает более чем реальной покупку картин у герцогини Альбы. Их ему предложили несколько дней назад – замечательный Гойя, восхитительный Веласкес. Пришлось отклонить предложение из-за недостатка средств. Но четыре миллиона позволят ему совершить сделку десятилетия – что еще может быть столь удачным, как «открытие» Билли Бингэма.
– Если согласен, могу выписать чек прямо сейчас. Сию минуту, в обмен на твою расписку в получении чека и письменное обещание выслать мне сорок картин Бингэма сразу же, как только сможешь передать их моему агенту.
Всю свою жизнь Ивэн Кестлер довольно быстро обделывал свои дела. Но так быстро он действовал впервые. Его маленькая рука выстрелила вперед и схватила руку Джули Беннет.
– Идет. Договорились, – сказал он.
Вместе они прошли в большую комнату, где присутствовавшие наслаждались десертом.
Когда самая раскупаемая писательница выписывала чек Ивэну Кестлеру, используя вместо стола плавные контуры бронзовой скульптуры Жана Арпа, созданной в 1960 году, никто не попытался возразить, хотя каждому хотелось узнать – что же такое она покупает?
– Ты уверена, что все будет в порядке там, у двери? Похоже, что здесь потребуется паспорт.
Люси Мастерсон с подозрением смотрела из лимузина на недружественный уличный ландшафт западного Лос-Анджелеса.
– Не беспокойся. Том Круизе сегодня утром звонил Хелене. Вахтеру передано мое имя. Даже если он не найдет его, думаю, мы сможем пройти. Один-два человека в этом городе, надеюсь, узнают меня, Люси.
В этом был скрыт мягкий упрек. Существовал миф: чтобы попасть в ночной клуб Хелены Каллинианиотис, нужно было лично знать ее. Однако существовали исключения, доказывавшие справедливость правила. Внешность Джейн «сегодня» была настолько популярной, что она могла бы влететь в дверь на облаке всеобщих поздравлений, демонстрируя, что в этом городе дружба была явлением мгновенным.
Закат врезался в воды Серебряного озера. Они продолжали держать курс на запад. Джейн вытянула ноги под переднее сиденье и глубоко вдохнула ночной воздух дымных пригородов Лос-Анджелеса. Прежде ей не доводилось бывать в ночном клубе Хелены, имевшем репутацию одного из самых элитарных, посещение которого доказывало всему миру, что теперь она действительно принадлежала к обладателям зеленых карточек голливудской команды высшего ранга. По пятницам у Хелены присутствовавшие делились на две категории: тех – кто глядел, и тех – на кого глядели; не вызывало сомнения, что Джейн относилась ко второй категории.
– Как, черт возьми, ей удалось достичь того, что все буквально давятся, чтобы пробиться сюда? Она же не была исполнительницей танца живота или чего-то в этом роде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141