Грэхем не выглядел больше красавцем-мужчиной. Он был похож на смятую ногой капризного ребенка пластмассовую куклу, зачем-то уложенную на белоснежную простыню. Глаза его были закрыты, ему тщательно причесали волосы, а бесчисленные трубки, обеспечивающие его жизненные функции, аккуратно спрятали под больничное одеяло, оставив на виду только вобравший их в себя толстый черный кабель.Возле кровати располагался пульт управления всей системы с двумя экранами, на которых регистрировалась деятельность его мозга и сердца. Столик у кровати был девственно пуст. Ни фруктов, ни журналов, ни цветов – они были не нужны больному, да и некому было навестить его и принести все это.– Привет, Грэхем, – сказала Паула.Как говорить с тем, кто тебя не видит и не слышит? Она уже не впервые навещала Грэхема, и проблема для нее была не нова, но она заставляла себя повторять эти визиты. На несколько минут, проведенных возле его постели, она погружалась в недавнее прошлое. Она вспомнила ту первую ночь, когда он бережно доставил пьяного Уинти до постели и, подмигнув, как бы предлагал ей участвовать в общем заговоре – не злом, не коварном, а, наоборот, спасающем репутацию их общего, эксцентричного, но обожаемого патрона. «Как только он решит бросить пить, ему конец», – пошутил Грэхем тогда и оказался пророком.– Я пришла сказать, что Уинти скончался вчера вечером. Все произошло быстро, и он шутил до последнего мгновения. Сердечный приступ, инфаркт, так сказали врачи…Паула вдруг подумала, что говорит хотя и с абсолютно безжизненным существом, но все же с единственным, кто сопровождал ее из прошлой жизни к неизвестному будущему.– Мы оба любили его. Пусть по-разному, но все равно любили. А он любил нас обоих.Она наклонилась ближе, сжала в пальцах ледяную, безжизненную руку Грэхема.– Я опять осталась совсем одна, Грэхем. Со мной рядом нет никого, но я должна делать то, что делал Уинти. И у меня есть теперь «Шато дель Мадрид». Мне бы хотелось, чтобы ты когда-нибудь увидел «Шато дель Мадрид». Это прекрасный отель. И он превзойдет в скором времени «Сансет». Уже сейчас многие говорят, что он гораздо лучше. Уверена, что это доводит бедного Роберта до безумия.Возможно, по какой-то астральной связи лежащий перед Паулой полутруп воспринимал смысл того, что она говорит. Весть о том, что Роберт переживает не лучшие времена, должна была доставить ему удовольствие.– Он ненавидит меня с той ночи. Он так и не поверил мне, а ведь мы так любили друг друга, так сильно любили… И все же он не поверил. Почему? Можешь ли ты понять это? Я, например, не могу. – Паула вгляделась в неподвижное тело Грэхема, и сердце ее болезненно сжалось.– Бедный, бедный Грэхем. Вся твоя вина в том, что ты любил меня. Может, все было бы по-другому, если б я могла ответить тебе любовью…Слезы навернулись у нее в уголках глаз. Они набухали, увеличивались в размерах, а затем, словно самоубийцы, прыгающие в отчаянии с небоскреба, стремительно скатились вниз по щекам.– Уинти больше нет… Теперь мы снова одни против всех, и все же мы победим. Ведь правда, Грэхем?Кто-то вежливо кашлянул у нее за спиной, информируя о своем присутствии. Паула оглянулась. Молодой врач, войдя в палату, старался привлечь ее внимание.– Мисс Хоуп? Мне было очень горько услышать печальные новости о мистере Тауэре.Она растерянно улыбнулась и принялась поспешно вытирать слезы.– Я до сих пор не могу в это поверить, – честно призналась она.– Вы еще находитесь в шоке. Обычно так бывает, – мягко произнес он с явным сочувствием.Паула решила сменить тему:– Как обстоят дела у мистера Овендена?– Никак! Вернее, никаких перемен. Да их и не может быть. Его состояние стабильно, но он в глубокой коме. Боюсь, что так может продолжаться годами.Он замолчал, но Паула поняла, что его интересует.– Я единственная наследница мистера Тауэра. Пусть все остается как прежде.– Мой долг предупредить вас, что перспективы не слишком обнадеживающие. У него наблюдается некоторая мозговая активность, но я больше чем уверен, что он никогда не придет в сознание. Вам обойдется в целое состояние…– Это не имеет значения, – отрезала Паула.– Что ж, ему… если можно так сказать, повезло.Врач поглядел на несчастного Грэхема, потом вновь на Паулу. Он понял, что выразился весьма неудачно.– Он единственный, кто у меня остался, – сказала она.Разговаривая, Паула и доктор стояли спиной к кровати и не заметили, как пальцы Грэхема сжались и разжались, и это слабое движение повторилось несколько раз. Затем рука вновь застыла неподвижно, и больной вновь погрузился в абсолютный покой своей комы.
– Хватит с меня! Забудем о том, что ты там понаписал в своем бредовом сценарии, и ответь вразумительно лишь на один вопрос. «Рыба, выброшенная на сушу» – такова идея главного героя? Или нет?Стены трейлера Хартфорда, в котором проводились производственные совещания, завибрировали от громового голоса Роберта. В робкого сценариста он вонзился, как кулак в живую плоть, после чего пару секунд царила полная тишина.– Я думаю, Роберт прав, – сказала Зуки Марлоу, одновременно выставляя напоказ свои длинные ноги. Хартфорд обладал именем, приносящим доход, и постелью, в которой ей было приятно. Значит, он должен быть прав, даже когда совсем не прав.– Хорошо, пусть… да, герой – «это рыба, вытащенная на сушу», но зачем же делать из него полного кретина и дремучего невежду? Если так, то он к концу начнет по суше плавать, будто никогда не слышал, что для этого есть гребаный океан.Пальцы Роберта Хартфорда прекратили отбивать дробь по обложке сценария.– Прошу не употреблять подобных слов в присутствии Зуки, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115