Между сном, пробуждением и явью пронеслись лишь несколько коротких секунд. Теперь ее охватил жуткий ужас. За оградой кричали соседи, и их тревожные крики проникали в полусонное сознание Лайзы.Ее отец, мать и дед находились в гудящем огненном котле. Удалось ли им, как и ей, спастись? Или они уже исчезли – исчезли навечно, не оставив возможности даже для горестного прощания? Лайза подбежала к свирепому пламени, еще раз ощутила на своем лице его беспощадный жар, вдохнула удушающий запах дыма. Боль, которая обожгла ее неприкрытые, обнаженные соски, чудовищный, безымянный – ужас, который внушал пожар, заставили Лайзу отпрянуть назад. И тут она увидела тень.Из самого центра бушующего огня, дергаясь точно лунатик, появился призрак.Парализованной ужасом Лайзе потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кто это. Это была ее мать, и она пылала. Мэри Эллен вырвалась из ада, однако ей не удалось спастись от него.Лайза прыгнула вперед, как зачарованная глядя на пляшущие, рвущиеся языки пламени, которые скакали и вились вокруг обнаженной плоти матери. Ноздри Лайзы пронзило зловоние горящей кожи тела, которое подарило ей жизнь и теперь на ее глазах корчилось в огне. Сердце Лайзы застонало от ужаса.Ослепленная огнем, Мэри Эллен проковыляла к Лайзе, и сквозь ее обожженные губы просочился сухой, опаленный крик боли и страха. Пытаясь обрести спасение, которого ей не суждено было найти, Мэри Эллен делала руками странные, молящие жесты, напоминающие движения ребенка, который с завязанными глазами 'играет в жмурки.Не обращая внимания на огонь, Лайза бросилась в объятия Мэри Эллен, предлагая свое обнаженное тело как бальзам для смертоносных ран, как пищу для безжалостного огня взамен материнской плоти. Она грубо опрокинула. Мэри Эллен на землю и, распластав ее, накрыла собой, словно одеялом, в отчаянной попытке перекрыть к телу матери доступ кислорода, без которого пламя не может гореть. Она не чувствовала боли, когда огонь пытался перекинуться на нее, не думала об увечьях, которые могла нанести себе своим самопожертвованием. Она была животным, которым движет только сила инстинкта, сила любви.Мать и дочь катались вместе по выжженной, редкой траве двора, стеная духовно и физически. Потом появились руки других людей, раздались другие голоса, последовал резкий шок от холодной воды, послышались приглушенные восклицания ужаса.Поменявшись местами с матерью в отношениях, освященных временем, Лайза покачивала Мэри Эллен на своих руках; мать и дитя вцепились друг в друга, сопротивляясь рукам, которые пытались разъединить их. Лайза нежно вглядывалась в обезображенное лицо, красоту которого слизнул беспощадный огонь; сила пожара искорежила и истерзала родные черты. Бормоча слова ободрения и отчаянной надежды, Лайза гладила спаленные волосы, но чувствовала присутствие ангела смерти, который парил над ними, подлетая и вновь отлетая прочь, – и она понимала, что мать умирает.И когда ощущение горя прорвалось сквозь захлестнувшие Лайзу волны страха и ярости, сквозь ток адреналина, толкавшего к действию, то хлынули слезы.– О, мама, – рыдала Лайза, а большие соленые слезы наполняли ее глаза и струились по сухим щекам, равномерно капая на распухшую, потерявшую цвет и сочащуюся влагой кожу. – О, мам, останься со мной. Не уходи. Пожалуйста, останься.Она обнимала умирающую мать, прижимала ее к своему сердцу, пытаясь слиться с нею, вдохнуть жизнь в смерть, отсрочить неизбежный уход в вечную пустоту. Узнать Мэри Эллен было невозможно, она была низведена до самой жалкой карикатуры на свою былую красоту, однако в ее изуродованном теле еще билось сердце, еще дышали легкие. Для Лайзы этого было достаточно, и она молила Бога не забирать дар жизни, без которого ничто невозможно, без которого нет никакого будущего.Мэри Эллен попыталась пошевелить израненными губами, и Лайза склонилась, чтобы услышать произносимые сквозь боль слова. Она их никогда не забудет, всегда будет относиться к ним с уважением и пронесет их через жизнь, как талисман – волшебный амулет, который осветит ей путь вперед.– Милая Лайза. Я так тебя люблю… так люблю.– О, мам, я тоже люблю тебя. Я люблю тебя. Оставайся со мной. Оставайся со мной.– Я пошла… в твою комнату. Но ты спаслась. Я так счастлива.Ее голос звучал все слабее, но она снова заговорила:– Лайза. Милая девочка. Все эти вечера, на крыльце. Помни, о чем я тебе рассказывала. Не сдавайся, как я. У тебя получится. Я знаю, что получится. Понимаешь, о чем я говорю. О, Лайза… прижмись ко мне.– Не разговаривай, мам. Скоро сюда приедут врачи. Постарайся не говорить.Теперь пучина горя окончательно поглотила Лайзу, и она зарыдала, почувствовав под своими руками, как дернулось исковерканное тело матери, цеплявшееся за ускользающую жизнь.– Я помню, мамочка. Я все помню. Не умирай.Мамочка, пожалуйста, не умирай.Но, не внимая этой горячей мольбе, Мэри Эллен вогнула спину, и по телу ее пробежала судорога. И словно лист, гонимый ветром, в ее последнем вздохе прошелестело:– Палм-Бич… Лайза… всего лишь только мост… * * * Было двенадцать часов дня, и солнце палило землю, вонзаясь лучами в пропеченный тротуар, как стрелами, сверкающими и дрожащими в неподвижном воздухе. Но Лайза и Мэгги отчего-то как бы не замечали этого и, сдвинув головы, вели напряженный разговор возле банка.– Но что же ты собираешься сказать, Лайза? Ты же знаешь, это действительно ушлые ребята. Папа всегда говорит, что они дают в долг только тем, кто в деньгах не нуждается.– Все будет нормально, Мэггс. Гимнастический зал у меня заработает. Я это знаю и заставлю этого типа тоже поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153