Она не представляла, что желание может захватить ее так мгновенно. В течение долгого времени Томми означал для нее одно. Теперь, по причинам, которые она не могла понять, он превратился в другое. Создавалось ощущение, будто кто-то приподнял завесу. Она была ослеплена картиной Палм-Бич, и реальный мир – мир теплой плоти и буйных желаний – был для нее недосягаем. Но события прошедших недель ее каким-то образом излечили. Она больше не томилась в темнице, не жила в воображаемых воздушных замках, не была рабыней своего честолюбия и страсти к лучшей жизни. В послеполуденной жаре, в запахах воздушной кукурузы, кебабов и жареного арахиса, которые проникали в ее ноздри, в мелодичных жалобах кантри, струящихся ей в уши, Мэри Эллен нашла себя вновь, и это было прекрасное чувство. Ее пощадили, и мир засверкал для нее вновь, как для заключенного, которому отменили смертный приговор. Сейчас ей больше всего хотелось жить, а для этого лучше всего – любить. Любить этого хорошего человека, который так сильно желает ее. Которого она теперь так страстно желает сама.Мэри Эллен посмотрела в доброе лицо Томми, которое то появлялось, то исчезало в бликах призрачных огней, заливаемое оранжевым, пурпурным и ярко-зеленым светом, когда поезд проносился через пещеры ужасов, а безголовые мертвецы разбрызгивали вокруг кровь. Как много выражало это лицо! У Томми был ошеломленный вид человека, застывшего у раскрывавшейся перед ним пропасти, ничего не понимающего, удивленного и беспомощного в руках судьбы. Рот его приоткрылся, глаза сверкали, он часто дышал, раздувая ноздри. Взрывы оглушительного хохота придавали комизм страшному напряжению чувств, но они же и усиливали его, подчеркивая особую прелесть момента, когда соединяются сердца и соприкасаются души. Мэри Эллен прошептала Томми твердым голосом среди кипевшей вокруг бури ужасов:– Я хочу, чтобы ты любил меня, Томми. Голос Томми захлебнулся в накрывшей его волне возбуждения. Да. Любить – это таинство. Красота полного единения. Он всю свою жизнь стремился к этому.– Да.– Я хочу здесь. Сейчас.Мэри Эллен произнесла это настойчиво, требовательно. Она крепко сжала его рукой, подчеркивая недвусмысленность своих слов и пронзая все его существо стрелами наслаждения.– Как?И тогда Мэри Эллен улыбнулась ему. До сих пор она не знала, как, но теперь поняла.Место для них найдется. Где-нибудь да найдется. Этого требовал момент, и это требование было справедливо. В глазах Мэри Эллен Томми увидел, что она хочет забыть об унижении в прошлом, потеряв голову в настоящем. А он лишь страстно желал быть с нею. Когда вагончик замедлил движение, он встал вслед за Мэри Эллен, выпрыгнул вслед за ней, и через несколько секунд, едва пустой вагончик скрылся из виду, они оказались одни в темноте.Времени на размышление не было. Не было времени нервничать. Оставалось лишь слушать журчащий, отрешенный смех, видеть откинутую назад прекрасную головку, страсть, сверкающую в искрящихся глазах, чувствовать, как к нему прижимается мягкое тело. Томми держал девушку целую вечность, вдыхая ее теплый запах, с изумлением скользя пальцами по нежной коже на ее шее. Она принадлежала ему, и здесь, в безликой тьме, пока другие искатели острых ощущений проносились мимо всего в нескольких футах от того места, где стояли они, Томми упивался радостью обладания.Механические вопли прорезали воздух, провоцируя восторженный визг пассажиров, на полную катушку использовавших минуты ужаса, но Томми слышал лишь стук своего сердца, ощущал только холодные руки, которые подталкивали его к блаженному соединению. Он внимательно вглядывался в Мэри Эллен, пытаясь запечатлеть ее красоту в своем сознании. Черная, грязная стена, к которой прислонилась Мэри Эллен, казалась ему потрясающе прекрасной оправой, пыльный воздух, который они вдыхали, – свежим и искрящимся, как в первый день весны. Держа Томми обеими руками, смотря ему неотрывно в глаза, Мэри Эллен медленно, мягко тянула его к себе. Двигаясь туда, куда вела его Мэри Эллен, Томми ощущал слабость в ногах и пульсирующий ритм в желудке.Мэри Эллен прильнула к нему, опалила своим теплым дыханием его щеку; ее белое платье мгновенно задралось до талии, а белые хлопчатобумажные трусики как бы сами собой скользнули вниз. Она была первосвященницей, которая руководила и управляла древним ритуалом любви.Томми пытался растянуть каждый момент, продлить его, однако не смог сдержаться.Мэри Эллен направила его в себя, ее тепло успокоило Томми, укутало его своей любовью, создало приют, в котором ему было суждено оставаться всю жизнь. Она издала долгий, судорожный вздох удовольствия от радостного умиротворения, которое принесло его присутствие. Это было так справедливо. Это было так, как должно быть и как должно было быть всегда. Момент настал. Бесконечный момент единения. Позднее наступит сладкое завершение, когда будут общаться их души, но сейчас существовала лишь реальность единственной истинной близости – внушающая благоговение своей простотой и красотой.Они двигались, как во сне, словно один человек, исполняя танец в древнем ритме, которому никогда не учат, который никогда не объясняют. Они крепко обнимали друг друга, покачиваясь, склоняясь в слабых движениях, которые вызывали сладостные ощущения, купались в крепчайшем зелье чистейшего удовольствия. Иногда они замирали, паря на краю пропасти, и удивленно смотрели вниз на роскошную долину, к которой держали путь. Изредка они срывались вниз, как отважные ястребы, яростно рассекая ветер крыльями, летя над прохладными ручьями и зелеными лугами рая, в котором они будут жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153