Потребовалось время, прежде чем Джиппи удалось произнести:
– Хелл-лл…
Линдсей ждала последнего «о», но так его и не услышала. После паузы снова раздался голос Маркова:
– Извини, Джиппи сегодня расстроен. Он ощущает здесь какие-то неблагоприятные вибрации.
– Где? – спросила Линдсей. – В Кноссе? Ты имеешь в виду на Крите?
– Примерно. – Снова пауза и обрывки шепота. – Он передает тебе привет и говорит, чтобы ты была осторожна и благоразумна.
– Послушай, Марков, я тоже передаю ему привет и кладу трубку. Я должна…
– Клади, клади. Мы скоро увидимся. Мы вернемся к Дню Благодарения. А теперь я пойду искупаюсь. Лазурное море манит… Передай самый горячий привет Роуленду Макгиру, дорогая. Скажи ему: кто осторожничает, тот теряет. Скажи, так ему и надо, потому что, если бы он давным-давно послушал меня, то не болтался бы теперь, как говно в проруби. И передай ему, что Джиппи говорит…
– Что еще?!
– Джиппи говорит: непостоянство имя тебе, о женщина! – Марков засмеялся. – Прощай, дорогая, – добавил он со своей обычной раздражающей медлительностью и положил трубку.
Линдсей смотрела на телефон. Вся беда с «голубыми», сказала она себе, в том, что они совсем не понимают женщин. Они считают, что понимают, но ошибаются.
Минуты шли. Мистер Недоступный не звонил. Линдсей решила, что она даст ему еще пять минут, и если он не позвонит, то она уйдет.
Талии и Колину потребовалось довольно много времени, чтобы загрузить все мешки и ящики в пикап Талии. Талия сказала, что когда она от них избавится, то поедет в клинику навестить Томаса, а потом позвонит Колину в «Конрад».
– Вы знаете, что его бывшая жена пытается купить там квартиру? – спросила Талия. Она стояла, скрестив руки на груди, растрепанная и запыхавшаяся.
Колин чувствовал себя так, будто он вымазался в чем-то липком. Он с трудом сосредоточился на ее вопросе.
– Да, я знаю. Но мне казалось, что об этом лучше не упоминать, общаясь с Томасом.
– Очень мудро. Когда имеешь дело с Томасом, искусство вовремя промолчать очень помогает. Он уважает молчание. – Она нахмурилась. – Вы знакомы с Наташей?
– Нет.
– Когда познакомитесь, увидите, что она довела искусство держать паузу до совершенства.
В ее голосе слышалась глубочайшая неприязнь.
– Искусство держать паузу?
– Вот именно, искусство. В ее случае это искусство может быть лучшим оружием. – В объяснения она вдаваться не стала.
Колин смотрел вслед ее машине. Он стоял на пустынной улице и смотрел на еще темные здания. Пошел дождь. Еще не было семи, и город никак не желал просыпаться. Только где-то вдали заурчала машина, как зверь, первым почуявший рассвет.
Из-за бессонной ночи кружилась голова, и он плохо ориентировался. Он знал, что в двух кварталах отсюда он может поймать такси. Он ощущал усталость и в то же время странное возбуждение, ему хотелось как можно скорее смыть с себя всю грязь, оставшуюся на руках и в душе от соприкосновения с Кингом. А еще с той самой минуты, когда он услышал насмешливый низкий голос, произнесший «проверка, проверка», он ощущал самый настоящий страх.
Пройдя два квартала, он понял, что ему надо идти пешком – не садиться в такси, а двигаться, глубоко вдыхать воздух, не говорить ни с кем, даже с таксистом. Он повернул на север и шел, размахивая руками и вдыхая как нектар насыщенный окисью углерода воздух деловых кварталов. Он знал, куда ему нужно идти. Линдсей исцелит его, избавит от ощущения, что он все еще ступает по битому стеклу и грязным мерзким обрывкам бумаги.
Но он не мог показаться ей на глаза в таком виде. Он чувствовал себя оскверненным, ему казалось, что слова Джозефа Кинга засели у него под ногтями и прилипли к волосам. Он знал, что несколько часов назад в спальне Корта стояли два человека, и два человека слушали магнитофонную запись. Один из них, тот Томас Корт, которого Колин хорошо знал, хотел заставить голос замолчать, но другой Корт, почти неизвестный, тот, кого Колин презирал и ненавидел, слушал пленку с удовольствием. История, которую рассказывал голос, была известна этому второму человеку, словно не Кинг, а он сам ее сочинил. Этот второй Корт знал каждый поворот сюжета, жаждал услышать продолжение и с темным удовольствием предвидел неизбежную развязку. Какой Корт из этих двух не выключил магнитофон?
Сколько кварталов он прошел, прежде чем увидел перед собой темную громаду «Конрада», его спящие бойницы, ряд башенок? Пятьдесят? Шестьдесят? Больше? Он давно потерял счет. Он ввалился в квартиру Эмили промокший до нитки. Там над ним начала причитать Фробишер, знавшая его с младенчества, но он, одержимый стремлением как можно скорее увидеть Линдсей и мечтавший о ванне и душе, не слушал ее восклицаний. Когда он пролетел мимо Фробишер, его перехватила Эмили, которая находилась в состоянии крайнего возбуждения. Она бомбардировала его фразами: она собирается на решающее заседание правления; она не могла найти свой жемчуг; оказалось, что она уже надела свой жемчуг; она уже поговорила с Генри Фоксом и Биффом по телефону; что-то должно произойти…
– Произойти? Произойти? – Колин не понимал, о чем она говорит, впрочем, сейчас ему не было дела до того, что у них там должно произойти.
– Который час? – крикнул он ей через плечо, пробегая по коридору.
– Тайные влияния! – прокричала она в ответ. – Фробишер, Фробишер, какую сумочку мне взять? Из ящерицы или из крокодила?
Колин захлопнул за собой дверь. Он хотел взглянуть на свои часы, подарок отца на день совершеннолетия, и не увидел их на руке. Он стал лихорадочно искать их – в ящиках письменного стола, на столе, на полу. Наконец он все вспомнил, вынул часы из кармана пиджака и недоверчиво уставился на циферблат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134