У вас очень скверная репутация…
– Так расскажите мне о вашем отце, – обратился к Джини Джон Хоторн. – Просветите меня, а то мы с ним не виделись уже очень давно. Лет, наверное, пять или шесть.
– Он сейчас в Вашингтоне, – начала Джини.
– В Вашингтоне? Ах, ну да, конечно! Однако, по-моему, до меня доходили слухи о том, что он планирует новую книгу. Об Афганистане? О Ближнем Востоке?
– О Вьетнаме, – ответила Джини.
Она была уверена, что Хоторн знает все это не хуже ее, но по каким-то причинам – возможно, чтобы разговорить ее, – продолжает задавать вопросы.
– О Вьетнаме, Лаосе и Камбодже, – добавила она. – Прошло уже почти двадцать пять лет с тех пор, когда он там был. Теперь он хочет вернуться в те края и написать о переменах, произошедших там со времен войны. По-моему, отец считает, что именно там он работал лучше всего.
– Он ошибается, – резко произнес Хоторн. – Конечно, его репортажи из Вьетнама были выдающимися, так что Пулитцеровскую премию он получил вполне заслуженно. Но его последующие материалы ни в чем им не уступают. Я читал абсолютно все, что он писал во время войны в Персидском заливе, и даже использовал кое-что из его статей в своих выступлениях.
– Думаю, он не стал бы против этого возражать. Наоборот, даже был бы польщен.
– Может быть, может быть… У Сэма никогда не было времени для политиков, – улыбнулся Хоторн. – Самое замечательное заключается в том, что ему всегда удавалось раскрыть что-нибудь новенькое из того, что военные предпочли бы утаить. У них, как ни бились, никогда не получалось ни подкупить, ни заболтать его. Он обязательно должен сделать эту книгу о Вьетнаме. Он просто обязан ее написать. И если Сэм сделает ее, она обязательно будет продаваться… О, ваш бокал пуст. Позвольте мне что-нибудь налить вам. Белого вина?
Хоторн направился к столику с напитками в противоположном конце гостиной, по пути остановившись, чтобы переброситься парой слов со стоявшей неподалеку группой людей. Гости все прибывали, в гостиной становилось тесно. Джини огляделась и увидела, как ее мачеха ведет Лиз Хоторн по направлению к Паскалю и представляет их друг другу. Лиз протянула французу руку.
Затем Джини повернула голову и посмотрела вслед Хоторну. Его комплименты в адрес отца были приятны Джини, особенно замечание о том, что Сэм Хантер до сих пор пишет хорошо.
В то же время Джини чувствовала некоторую растерянность. Хоторну, без сомнения, нет нужды заискивать перед ней. Ради чего? И, разумеется, ни малейшего намека на это нельзя было заметить в его поведении. Манеры Хоторна были просты и естественны. Когда он впервые упомянул ее отца, – а сделал он это в самом начале разговора, – в его голосе сразу прозвучало неподдельное восхищение.
– Разве вы не знали, – спросил он, – что во Вьетнаме я смог остаться в здравом уме только благодаря вашему отцу? Он сопровождал мой взвод во время двух акций, которые нам было приказано провести. Как-то раз мы с Сэмом провели трое суток в одном окопе, под пулями. Он ел мой сухой паек, а я пил бренди из его фляжки. Тогда мне был двадцать один год, и я был перепуган до кровавого поноса. А ваш отец и бровью не повел. Он преподал мне урок, которого мне никогда не забыть. Уж не знаю, что это было – мужество или просто глупость. Так или иначе, нам с вашим отцом нашлось бы сейчас, что вспомнить.
«Обезоруживающая история», – подумала Джини. Восхищение ее отцом с элементами самобичевания, даже легкая непристойность относительно «кровавого поноса», чтобы показать, что Хоторн не является эдаким накрахмаленным снобом, – все рассчитано на то, чтобы завоевать ее расположение. И все же сказанное Хоторном прозвучало естественно и доверительно.
Джини задумалась. Она не была новичком, ей неоднократно приходилось брать интервью у знаменитых и могущественных людей, в том числе и у многих политиков, но Хоторн не был похож ни на одного из них. Он не пытался сконцентрировать разговор на своей персоне, а, наоборот, как бы уводил его от себя. И он не глазел по сторонам в поисках какого-нибудь собеседника поважнее Джини.
Все его внимание было сосредоточено на собеседнице. Он внимательно слушал ее и отвечал на каждый ее вопрос. Джини буквально кожей ощущала его внимательный, даже изучающий взгляд. Ей казалось, что внутри него формулируются быстрые и точные оценки. И еще ей казалось, что какому бы молчаливому тесту она только что ни подверглась, ей удалось его успешно пройти. Джини понимала, что если бы он счел ее дурой, не теряя ни секунды, просто развернулся бы и отошел.
Конечно же, имело значение и другое – знаменитое обаяние и шарм Хоторна, его умение заставить собеседника почувствовать, что тот является самым интересным человеком на свете. Может быть, и Джини подпала под власть этого обаяния? К сожалению, так оно и было, и Джини понимала это. Джон Хоторн нравился ей, и нравился давно.
Он уже возвращался с двумя бокалами в руках. Джини внимательно наблюдала за ним. Мог ли этот человек быть таким чудовищем, как его описывала Лиз Хоторн? Неужели именно его собирался разоблачить Макмаллен? Нет, решила Джини, по крайней мере, сейчас она в это не верит.
– Так расскажите мне, – начал Хоторн, вручая ей бокал, – почему вы работаете на «Ньюс». Николас Дженкинс, может быть, и увеличивает тираж газеты, но в то же время снижает ее качество, тащит ее вниз. Если он не будет осторожен, то потеряет подписчиков из числа среднего класса.
– Дженкинс прекрасно об этом знает. Он считает, что может ходить по натянутому канату, и поэтому постоянно пытается балансировать.
– Да, – улыбнулся Хоторн, – Дженкинс считает, что умеет ходить по воде аки по суху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129