Какая тайна скрывается за этим фасадом благополучия?
Поработав с час, она сделала перерыв и, сварив кофе, снова села за стол. Девушка чувствовала растерянность. В заметках перечислялись все этапы блестящей карьеры, бесконечно повторялись одни и те же забавные истории, приводились одни и те же цитаты. Джон Хоторн в двадцать лет, в тридцать, в сорок… Но что же она узнала из всего этого? Все прочитанное о нем представлялось ей авторизованной версией, сочиненной, возможно, каким-нибудь ловким помощником по связям с общественностью, или отцом Хоторна, или им самим. Уж слишком все было безмятежно и гладко. В большинстве материалов содержалась информация, которую Хоторн когда-то сам предоставил газетчикам. Ей был знаком этот феномен, он означал, что либо журналист ленив и при написании статьи довольствуется старыми вырезками, либо Хоторн сам не желает отступать от однажды принятого сценария. Казалось, этот человек надел на себя непроницаемую броню. Даже в материалах журналистов, которые относились к нему недоброжелательно, не было яда. В отличие от своего отца, печально известного праворадикала, Хоторн, с точки зрения радетелей за гражданские права, был безупречен. Да, в конце шестидесятых он действительно воевал во Вьетнаме и был трижды награжден за доблесть, но до призыва в армию участвовал в демонстрациях в Сельме и Бирмингеме, у него были дружеские отношения с самим Мартином Лютером Кингом. Теперешние политические взгляды Хоторна сложно было сформулировать: явно произраильски настроен, выступает в пользу активной помощи России, однако одним из первых призывал к интервенции в Боснии, поборник ужесточения законодательства, яростный сторонник смертной казни, верный союзник НСА, выступающий за пересмотр законов, ограничивающих владение оружием, и в то же время либерал, когда речь заходит о легализации абортов и правах женщин. Очевидно, балансирование – дело, обычное для американских политиков, – Хоторн довел до высот совершенства. Верил ли он в то, что говорил, или это было обычным оппортунизмом? Ответить на этот вопрос Джини не могла. Ей оставалось полагаться лишь на чутье, и первым ее инстинктом было подозрение: слишком уж чистеньким и благостным выглядел этот Хоторн. Он был слишком ловким, слишком осторожным, слишком совершенным – и в политической, и в личной жизни. Что касается его личной жизни, тот тут недостатка в материалах не ощущалось. Такова была цена, которую ему приходилось платить за широкую известность, блестящую родословную и безупречную внешность. Перед Джини во всем великолепии представал Хоторн – преданный муж, Хоторн – любящий отец, а в самых старых вырезках – Хоторн – блестящий юноша.
Вот он, восемнадцатилетний, рядом со своим младшим братом Прескоттом, тремя сестрами и патриархом – С. С. Хоторном собственной персоной. Все стоят на ступенях загородного дома Хоторнов на берегу Гудзона. Джон Хоторн уставился в объектив с застывшей на лице улыбкой, отец обнимает его одной рукой за плечи, у их ног, положив головы на лапы, лежат два спаниеля.
Отец с сыном поразительно похожи. Оба – высокие, с резкими чертами, со светлыми волосами. В позах обоих видна некоторая надменность. «Или это только кажется? – подумала Джини. Может быть, это предубеждение, реакция на просторные лужайки, дорогие спортивные машины на подъездной дорожке и возвышающийся подобно замку особняк?» Она присмотрелась к фотографии внимательнее. Плохая копия плохого газетного снимка, сделанного тридцать лет назад. При ближайшем рассмотрении ей показалось, что Джон Хоторн выглядит сконфуженным и напряженным, словно с трудом терпит отцовскую руку на своем плече.
Джини отодвинула это фото и обратилась к другим. Вот молодой Джон Хоторн со своими многочисленными именитыми подружками. В те годы за ним прочно утвердилась слава ловеласа. Похоже, пассий он менял каждый месяц. Вот Джон в Йельском университете с группой друзей: он развалился в кресле, а две неизвестные девицы, изображая служение своему идолу, преклонили колени у его ног. Вот он в военной форме, вот – молодой конгрессмен, а вот уже сенатор. Первая фотография Хоторна с Лиз, а рядом помещен больше похожий на сплетню комментарий относительно того, что накануне они вместе уехали из ресторана. Они, как и предполагала Джини, действительно состояли в родстве. Троюродные брат и сестра, как утверждали газеты, они были очень дружны в детстве и принадлежали к огромному клану связанных друг с другом семейств Хоторнов и Кортни, которые, похоже, год за годом проводили летние месяцы, попеременно гостя на загородных виллах друг у друга. Лонг-Айленд, Нантакет, Таскани, конный завод на западном побережье Ирландии, старинное английское поместье в Уилтшире, принадлежащий шотландской ветви семейства замок в Пертшире, – они колесили по всему земному шару, эти золотые отпрыски клана: от тетушки к дядюшке или очередной двоюродной сестре, всегда в особняках, полных слуг, с теннисными кортами, бассейнами, лошадьми и несчетными акрами угодий. Они путешествовали, подумалось Джини, и в то же время оставались затворниками той особой цитадели, доступ в которую открыт только богатым.
Судя по вырезкам, Джон Хоторн и его дальняя родственница Лиз встретились вновь примерно одиннадцать лет назад. Лиз, изучавшая историю искусств, выполняла работу для старинных друзей ее семьи в Италии, составляя каталог принадлежащей им коллекции художественных ценностей. К тому времени исполнилось уже пять лет с тех пор, как она в последний раз виделась со своим кузеном-сенатором. Их новая встреча, если верить газетным сплетникам, была делом рук старого Хоторна и произошла в Саутгемптоне, в доме еще одного их дальнего родственника, лорда Килмартина, дипломата, работавшего тогда в ООН.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129