Но нельзя не учитывать и другого. Последний оставшийся в живых солдат — либо прекрасный воин, превосходящий остальных силой и мастерством, либо трус и предатель, переждавший самое опасное…— В любом случае Конан сам, добровольно вызвался служить в Венджипуре, — вставил Мурад, делая страшные глаза прищурившемуся Конану. — И вообще, до этого случая он был у меня на отличном счету. Пойми меня, Конан: хороший офицер на дороге не валяется. Это честь и гордость туранской армии. И нет смысла терять их во внутренних распрях или делать инвалидами, подвергая пыточным наказаниям. — Тут Мурад внимательно поглядел на рукоять ятагана киммерийца, в которую тот впился мертвой хваткой, и добавил: — Еще меньше мне хотелось бы терять офицеров, нарушающих субординацию и поднимающих оружие против старших по званию.При этих словах Конан с явным неудовольствием разжал руку, сжимавшую клинок.— Такие люди, как ты, — закончил капитан Мурад, — нужны нам живыми, разящими врагов на поле боя.— Да, парень. — У тарифа Джафара прорезался зуд к полезным советам. — Если бы повод был хоть чуть более достойный, скажем, дуэль двух офицеров-аристократов или публичная казнь за попытку дезертировать, — это другое дело. В таких случаях нет проблем объяснить начальству необходимость и неизбежность происшедшего, даже если речь идет об офицерах. А тут… убить своего же брата-сержанта элитного отряда. Научитесь выбирать способы достижения цели, сержант. Не всегда клинок — единственный советчик. У вас ведь и голова на плечах, хотя…— Хватит… в том смысле, что отлично сказано, тариф. Ну а теперь, сержант, постойте здесь, а мы обсудим ваше дело. — Мурад взял за руку юного шарифа и повел его внутрь штаба. Конан остался стоять посреди двора, ощущая, как палящие лучи прожигают насквозь не только рубашку, но и кожу, добираясь огненными языками до самых костей.Единственным звуком, нарушавшим тишину, был шелест пальмовых листьев. Это слуги-вендийцы обмахивали стоящих в стойлах офицерских лошадей. Бедные животные не выносили такой жары и погибли бы, если бы не это принудительное вентилирование. Смешно было говорить об использовании кавалерии в бою или в дальнем рейде в этой духоте. Однако многие штабные офицеры никак не хотели расстаться с кавалерийскими замашками, воспринимая лошадей скорее как часть формы или амуниции.Капитан и тариф вновь показались в дверном проеме, торжественно глядя на Конана.— Сержант, вот наше решение, — помолчав, изрек Мурад. — Наказание будет назначено в виде увеличения трудностей, связанных с выполнением ваших обязанностей. Начнем с внеочередного патрулирования завтра же. Это пойдет на пользу не только вашему перевоспитанию и обузданию ваших порывов, но и внесет свой вклад в общее дело королевской армии.Шариф не хотел оставлять последнее слово капитану:— Мы назначили бы вам более суровое наказание, сержант, если бы это удовлетворило тех, кого вы оскорбили убийством их друга. Но Красные Повязки будут искать возможности отомстить вам в любом случае. И смею вас заверить, их методы будут куда менее гуманны, чем наши. Если выживете — научитесь многому.— Шариф Джафар прав, Конан. — Капитан Мурад кивнул и опустил глаза. — Мы направим в штаб Красных Повязок объяснение случившегося и строгое предупреждение от старших офицеров, но гарантировать ничего не можем. А теперь пошел прочь, подготовься заступать в патруль и, главное, берегись нападения сзади. Красные Повязки — не воины. Они разведчики и убийцы.Кивнув и подняв руку в военном приветствии, Конан развернулся и направился к выходу из лагеря. Наказание и вправду было суровым. Патрулирование было одним из самых опасных и бессмысленных заданий для солдат.Пройдя ворота, киммериец наткнулся на толпу солдат, с нетерпением ждавших его появления. Слухи и догадки были валютой в войсках, а прокручивались эти деньги в спорах и пари. Вот и сейчас кто-то, еще несколько минут назад уверявший, что варвара арестуют и подвергнут бичеванию, отдавал свои деньги другому. Кое-кто немедленно бросился бегом к дальним палаткам, чтобы собрать свои комиссионные на чужих пари. Многие с нескрываемым любопытством глядели на Конана и уже прикидывали, какие ставки можно делать на то, сколько дней осталось жить этому безумцу.Пожалуй, единственным человеком, которому Конан действительно обрадовался в этой толпе, был Юма. Черный великан протолкался к киммерийцу и хлопнул его по плечу:— Ну, старина, ты еще сержант или тебя разжаловали?— Лучше бы разжаловали, да оставили в покое, — ухмыльнулся в ответ Конан. — Караулы и наряды вне очереди. Плюс патрулирование сверх графика. А так — ничего страшного. Все-таки лучше, чем тюрьма или плеть.— Сержант, — обратился к Конану молодой солдат, — а вас действительно отправят в Аграпур отбывать наказание? Так нам сказал сержант Юма.— Нет, приятель, — рассмеялся Конан, — и не вздумай никому рассказывать эту чушь. Иначе у нас тут одна половина гарнизона перебьет другую, лишь бы понести такое же наказание.Шумное обсуждение этого вопроса и веселый смех привлекли к Конану внимание еще нескольких солдат. Но большинство лишь издали бросали ему слова поздравления и отходили подальше. Все понимали, что у киммерийца теперь слишком могущественные и коварные враги. Вскоре Конан вместе с Юмой отправился в деревню. По дороге киммериец стал расспрашивать приятеля о Сарии.— Не волнуйся, я оставил ее в доме с Бабраком, а пришел в лагерь потому, что тебе, по-моему, грозит большая опасность, чем ей. Пойдем быстрее, а то наше дитя Тарима опоздает в казарму к заступлению в караул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80